Язык любви

У многих людей понятия и представления по известным вопросам как у детей; такие представления мы называем детскими. В Библии, например, говорится: «И создал Господь человека по образу и подобию Своему. И создал Господь мир». Это детское представление. Люди могут делать многие вещи, например, они могут создать какую-то картину или какую-то книгу и так далее. Однако о Боге нельзя сказать, что Он что-то создаёт, как человек. Невозможно сказать, что Господь создал мир или что Господь создал человека. Прежде всего, Божественный мир существует вечно. Если вопрос о создании, то создаваться могут четыре мира, проявляющиеся последовательно. Эти миры называются мирами перемен. В одном из этих миров проявляется закон инволюции, а в другом проявляется закон эволюции. Три Божественных мира — Любви, Мудрости и Истины — существуют вечно, они ни меняются, ни изменяются. Меняющиеся миры отражаются в Божественном мире, и в этом есть большая красота. И воистину красиво, когда мы видим в человеке нечто возвышенное и благородное! Когда мы слушаем музыку, или когда читаем прекрасные произведения, или когда видим картину художника, мы восхищаемся, но, в сущности, и музыка, и поэзия, и искусство существуют не на Земле: они — отражения Божественного мира, только там есть музыка, поэзия, искусство и наука. Следовательно, человек может быть музыкантом, поэтом, художником или учёным настолько, насколько он в связи с Божественным миром. Никто не может войти в Божественный мир по какой-либо привилегии. Кто хочет войти в Божественный мир, должен быть героем в полном смысле этого слова: он должен быть абсолютно совершенным, обладать качествами, присущими Духу. Человек, вступающий в Божественный мир, не может говорить о слабостях или о том, что он чего-либо не может сделать. Нет, человек всё может сделать, но во времени и пространстве. Когда кто-то скажет, что он не может сделать того или иного, он подразумевает, что не может этого сделать в данный момент. У современной науки, философии, музыки, поэзии, у искусства есть своя внутренняя слабость, которую мы называем проказой, и они должны очиститься, освободиться от этой проказы.

Приведу пример с одним прокажённым, жившим во времена Христа. Этого прокажённого звали Хазардан. Однажды он заснул под смоковницей. В тот самый день Христос вышел из Иерусалима, размышляя о спасении человечества, о страданиях и испытаниях, предстоящих Ему в будущем из-за непонимания Его учения; Он шёл по дороге в направлении этого прокажённого. Устав немного, Он сел отдохнуть под той же смоковницей, у которой заснул прокажённый, не замечая того и продолжая Свои размышления. В это время несколько слезинок пролились из глаз Христа и упали на прокажённого. Тот ощутил на себе эти капли и сразу проснулся. Увидев возле себя человека, он спросил: «Человече, зачем ты плачешь? Посмотри на меня: я оборванец, в лохмотьях, да ещё прокажённый, и не плачу. Ты же здоров, хорошо одет, ничем не страдаешь — зачем ты плачешь?» Христос сразу же снял Свою одежду и отдал прокажённому, а на Себя надел его лохмотья. «Удивительно, — сказал себе прокажённый, — какой неразумный человек: надел мою одежду и идёт в ней к людям разносить проказу, да и сам он может заразиться». Христос же вернулся в Иерусалим к Своим ученикам. Увидев Его в таких лохмотьях, они сказали себе: «Вот, наш Учитель опять повстречал какого-то бедняка и отдал ему Свою одежду, а на Себя надел его лохмотья». Они сразу принесли Христу новую одежду, чтобы Он снял рваную. А прокажённый, надев одежду Христа, стал здоров и мог уже свободно войти в город. Здесь он опять повстречал Христа, но уже в новой, чистой одежде и сказал себе: «Наверное, этот человек какой-то богач, раздающий свою одежду бедным людям, а потом он покупает себе новую одежду и переодевается. Может быть, таким способом он хочет стать знаменитым?»

Спрашиваю: правильна ли философия этого прокажённого человека? Неправильна. Однако такая же философия и у многих современных людей. Какого бы добра вы им ни сделали, они всегда придадут ему нелепое завершение. Если с лучшим чувством отнесётесь к кому-то, он опять объяснит себе это по-своему, привесит некий хохолок. Я беру этот хохолок в хорошем смысле, уподобляя его хохолку у павлина; однако, как бы мал он ни был, но, проникнув в человека, приведёт к обратному результату: тут он вызывает закисание, искажение человеческого ума.