Любовь Гайдая к немому кино прослеживается с самого начала его карьеры – первый успех режиссеру обеспечили короткометражные работы «Пес Барбос и необычный кросс» и «Самогонщики», которые выдержаны именно в стилистке немых комедий – чистое кинематографическое действие без диалогов. Ровно таким же образом в «Бриллиантовой руке» построена экспозиция с контрабандистами: звуковым фоном служит только музыка, а первые синхронные звуки мы начинаем слышать лишь на шестой минуте фильма – это речь корреспондента. Таким образом, режиссер заставляет зрителя целиком и полностью сосредоточиться на изображении. Вспомните основную часть фильма: там тоже есть одна сцена, построенная как немое кино. Это сцена рыбалки у Белой скалы. Из синхронных шумов Гайдай оставил лишь удары, которые получает герой Андрея Миронова. Причем эти гипертрофированные звуки однозначно не соответствуют реальным, зато усиливают комический эффект. На протяжении всего фильма мы можем наблюдать подобную работу с шумами.
Что касается музыкального сопровождения, то здесь Гайдай обладал удивительным чутьем. Песни из его кинофильмов до сих пор являются шлягерами, а музыка точно соответствует по темпу разворачивающемуся действию. Для того чтобы сделать музыкальное сопровождение более оправданным, Гайдай почти в половине случаев использует внутрикадровую музыку – в сцене модного показа, в эпизоде в ресторане «Плакучая ива», в отеле «Атлантик». В самом начале фильма, вскоре после вступительных титров, Андрей Миронов поет песню про остров невезения. По логике повествования он должен петь без музыкального сопровождения, а музыка накладывается только для зрителя. Но за счет точного соответствия начальных тактов и движений рук Миронова возникает ощущение, что актер включает музыку и герои фильма слышат композицию Александра Зацепина вместе со зрителями.
Монтажное построение фильма тяготеет к общим и средним планам. Чистых крупных планов в картине мы практически не встретим. Как говорил в свое время великий комик Бастер Китон: «Трагедия – это крупный план, комедия – общий план». Действительно, на общем плане мы можем смеяться над Гешей, получившим очередной удар по голове под веселую музыку, но если бы мы увидели подлинные эмоции персонажа на крупном плане, нам было бы уже не до смеха. Кроме того, комедия предполагает условные характеры, плоских героев, не обладающих психологической глубиной, для создания которой оправданно используют крупный план.
Зато в «Бриллиантовой руке» встречается множество деталей, которые акцентируют внимание зрителя на тех или иных предметах. Например, главу контрабандистов, «Шефа», снимают только с одного ракурса, и мы видим только его руку с огромным сверкающим перстнем. Уже в самом начале фильма можно встретить драматургически точный переход с одной детали на другую: с руки Шефа, поворачивающего ручку замка, на татуированную руку таксиста, включающего зажигание. Подобный монтажный переход не только помогает визуально объединить две сцены и является, как мы уже обсуждали, комфортным для зрителя, но и за счет возникших у зрителя ассоциаций способен повысить градус зрительского напряжения и создать необходимую режиссеру атмосферу тревожного ожидания, именуемую в кино словом «саспенс».