Язык как инстинкт

Я предлагаю читателю восстановить сценарий, который сделал бы рекурсию пригодной с точки зрения естественного отбора. Как утверждается, язык эволюционировал в то время, когда люди или протолюди охотились на мастодонтов… Большим ли преимуществом было то, что один из наших предков, сидя на корточках у горящих углей мог заметить: «Помните того небольшого зверя, чье переднее копыто расколол Боб, когда, забыв свое собственное копье в становище, он прибегнул к помощи скользящего удара тупым копьем, которое он одолжил у Джека?»

Человеческий язык должен привести эволюционную теорию в замешательство, потому что он гораздо могущественнее того, на что можно было бы рассчитывать в условиях отбора по пригодности. Семантический язык с простыми отображающими правилами, такой, какой предположительно мог бы иметься у шимпанзе, видимо, может предоставить все преимущества, обычно ассоциируемые с обсуждением охоты на мастодонтов и тому подобного. Для такого рода дискуссий синтаксические классы, зависящие от структурных отношений правила, рекурсия и все остальное — это чересчур мощные устройства, до абсурдности мощные.

* * *

Это напоминает мне одно выражение на идиш: «В чем дело? Неужели невеста слишком красива?» Почти с таким же успехом можно было бы возразить, что гепард гораздо быстрее, чем ему требуется, или что орлу не нужно такое хорошее зрение, или что хобот слона — чересчур мощное устройство, до абсурдности мощное. Но принять этот вызов стоит.

Во-первых, имейте в виду, что при отборе не требуются большие преимущества. Учитывая его колоссальную протяженность во времени, сойдут и крошечные. Представьте себе мышь, которая находилась бы под давлением естественного отбора, заставлявшего бы ее мельчайшими дозами увеличивать размер; скажем, один процент преимущества при размножении для потомка, который будет на один процент больше. Арифметика показывает, что потомки этой мыши эволюционировали бы до размера слона за несколько тысяч поколений; для эволюции это — как глазом моргнуть.

Во-вторых, если можно как-то опираться на данные о современных племенах охотников и собирателей, то наши предки не были просто что-то бурчащими пещерными людьми, чьи темы для разговора были почти ограничены тем, от какого мастодонта надо держаться подальше. Охотники и собиратели — квалифицированные изготовители орудий труда и превосходные биологи-любители, подробно знающие жизненные циклы, экологию и поведение животных и растений, от которых они зависят. При таком образе жизни, который хоть как-то похож на вышеупомянутый, язык, разумеется, будет полезен. Можно представить себе сверхразумный биологический вид, отдельные члены которого с умом обсуждали бы окружающую среду, не общаясь друг с другом, но каким это будет упущением! За обмен тяжело добытыми знаниями с друзьями и родственниками воздастся сторицей, и очевидно, что язык — основное средство такого обмена.

А грамматические устройства, предназначенные для сообщения точной информации о времени, пространстве, предметах и о том, кто кому что сделал — это не легендарная термоядерная хлопушка для мух. В частности, рекурсия чрезвычайно полезна; она не ограничивается, как считает Премак, предложениями с мучительно сложным синтаксисом. Без рекурсии мы не могли бы сказать the man’s hat ‘шапка этого человека’ или I think he left ‘я думаю, он ушел’. Вспомните, что для рекурсии требуется только возможность вставить одну именную группу внутрь другой именной группы или часть сложного предложения — в предложение, что следует из таких простых правил, как: «NP —> det N РР» и «РР —> Р NP». Имея такую возможность, говорящий может выбрать объект с произвольно высокой степенью точности. От этих возможностей может многое зависеть. От них зависит, можно ли попасть в отдаленную местность по тропинке, которая идет перед большим деревом, или по тропинке, перед которой стоит большое дерево. От них зависит, водятся ли в этой местности животные, которых можешь съесть ты, или животные, которые могут съесть тебя. От них зависит, есть ли здесь плоды, которые созревают; плоды, которые уже созрели, или плоды, которым только предстоит созреть. От них зависит, попадешь ли ты туда, если будешь идти три дня, или ты попадешь туда и будешь идти еще три дня.