Читаем Язык фольклора. Хрестоматия полностью

Согласно с этим должно быть изменено и 3-е наблюдение Вельского. «В-третьих, – говорит он, – это стремление почти синонимически разнообразить два рядом стоящие стиха повлекло за собою странное смешение чисел: если в первом стихе указывается какое-либо число предметов, то в следующем эти предметы, оставаясь в том же числе, называются в числе большем» (12).

Это третье не есть следствие двух первых, но все эти приёмы независимо друг от друга вытекают из одного стремления. «Странности» нет, потому что нет «смешения чисел». Числа ставятся, как выше в русском, только чаще.

Вот четыре девы, видит,даже (?) пять невест… 26….…топор свой точит…На шести кусках кремневых (?),На семи точильных камнях, 28;Там шесть зернышек находитСемь семен он поднимает, 30;Все шесть зерен вынимает,Семь семен берет поспешно, 31;Там (огонь под водою) скрывается два года,Там скрывается и третийМежду пнями двух деревьев,Между трёх корней березы, 93;Посади и шесть кукушек,Семь из (?) птиц голубоватыхНа дуге… 213;Видит три сосны лесные,Там четыре елки милых (?);На сосну в (?) поляне в(з)лезла,На ту елку на равнине, 240.

Следует прибавить, что таким образом ставятся не только числа, но и определения величины вообще:

Вот выходит муж из моря,Богатырь из волн поднялся;Не из очень он великих, [427]Не из очень также малых[3]:Он длиною с палец мужа,Вышиной с пядень у женщин, 27.<p>II</p><p>Тождесловие, сочетание синонимов</p>

Усугубление в речи одного и того же слова даёт новое значение – объективное или субъективное. Первое – когда при сравнении итога с отдельным слагаемым заметна разница в признаках обозначаемого; второе – когда итог указывает на изменение состояния самого говорящего, именно, когда повторение слова и оборота вызвано чувством, замедляющим течение мысли, напр., гневом, который располагает к тождесловию.

Если это так, то тем более сочетание синонимов, слов различного происхождения должно рассматриваться как средство создать новое значение.

Первоначально, т. е. при своём возникновении, синонимы, как путь и дорога, означали различные вещи, как и слова несинонимичные, как хлеб-соль и т. п. вышерассмотренные сочетания. То же и о синонимичных названиях действий, качеств, отношений. Разница между первыми и вторыми сочетаниями в том, что значения сочетаемых образца хлеб-соль в мысли говорящего не совпадают, а в сочетаемых путь-дорога совпадают в большей или меньшей степени.

К этому совпадению говорящий приведен постепенным ходом своей собственной или унаследованной мысли, и в силу этой постепенности в отдельных случаях бывает трудно сказать, стоит ли перед нами сочетание одного или другого рода. Так, лишь по контексту, не всегда ясно указывающему на мысль говорящего, можно узнать, какого рода сочетания ст. вр. животы и статки. Первоначально значения этих слов не совпадают, затем они обобщаются и сливаются. Животъ первоначально – живое имущество, скот, лошади, овцы и пр. У меня животъ измерлы (= измерлъ с ъ гласным): лошадь и скотина, 1532, А.Ю., 39 (= собирательное по отношению к животине). Так и доныне: «хлеб да живот и без денег живёт» (т. е. при хлебе и скотине можно жить и без денег). Затем это значение поддерживается только эпитетами (рогатый, мелкий), а без них слово переходит в значение движимого имущества и денег, а затем и всего имущества со включением недвижимого: А что осталось… хлэба… и меду… и живота рогатого и мелкого, и всякого запасу, полотно-го мяса и вислые рыбы и всякого моего живота, и игумену N… изъ того моего живота долгъ мой заплатити, 1566, А. Ю., 457. А живота моего осталось … Божья милосердья образовъ окладныхъ и крестовъ серебряныхъ, и книги, и колокола … и хлэбъ, и оброкъ съ крестьянъ …и всякая подворенная рухледь мэдяная и оловяная, и пр., ib. 456; что язъ поставилъ у дочери своие Федоры …коробочку съ животомъ, а въ коробочкэ живота моего: пять рублевъ денегъ да два бобра дэланые, цэна 4 рубли, да шапка наголная черевья лисья цэна два рубли, да аршинъ отласу золотного … да онъ же Шемяка у меня взялъ кормити из-полу шестеро животины рогатые, 1608, А. Ю., 458. Долги изъ вопчего живота намь платити, 1619, ib. 459; ныне: всех животов – одна избенка, Даль.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Агония и возрождение романтизма
Агония и возрождение романтизма

Романтизм в русской литературе, вопреки тезисам школьной программы, – явление, которое вовсе не исчерпывается художественными опытами начала XIX века. Михаил Вайскопф – израильский славист и автор исследования «Влюбленный демиург», послужившего итоговым стимулом для этой книги, – видит в романтике непреходящую основу русской культуры, ее гибельный и вместе с тем живительный метафизический опыт. Его новая книга охватывает столетний период с конца романтического золотого века в 1840-х до 1940-х годов, когда катастрофы XX века оборвали жизни и литературные судьбы последних русских романтиков в широком диапазоне от Булгакова до Мандельштама. Первая часть работы сфокусирована на анализе литературной ситуации первой половины XIX столетия, вторая посвящена творчеству Афанасия Фета, третья изучает различные модификации романтизма в предсоветские и советские годы, а четвертая предлагает по-новому посмотреть на довоенное творчество Владимира Набокова. Приложением к книге служит «Пропащая грамота» – семь небольших рассказов и стилизаций, написанных автором.

Михаил Яковлевич Вайскопф

Языкознание, иностранные языки