Сын следователя еще больше засмущался. Девушка явно с самого начала произвела на него сильное впечатление. Он то и дело поглядывал на нее, а потом поспешно отводил взгляд. Чтобы не раскрыли. Но это было и без того всем видно.
— Натура такая, — ответил за своего отпрыска Марк Иванович.
— И зачем вам вообще понадобились телохранитель и частный детектив? — задал более резонный вопрос Вадим. — В чем причина?
— Объясняю. Во-первых, еще с первого июля, когда я приехал в Юрьевец, возле меня стала крутиться какая-то опасная карусель. И кого она заденет боком — еще неизвестно. Предупреждаю заранее, чтобы все были готовы к самому непредвиденному. И спецназовские навыки Ивана просто необходимы. Это раз. Во-вторых, аналитические способности Марка выше всяких похвал. Только он способен распутать этот клубок тайн. Я имею в виду дело моей погибшей-пропавшей жены и исчезновение Иерусалимской иконы. А уж с Праязыком я сам разберусь.
— А что это за икона такая и что с ней приключилось? — спросила Марина. — Я сейчас точно в сказке нахожусь, — добавила она, — все перевернулось: раньше были одни лишь бессмысленные тусовки да фотосессии, а сейчас — будто дверь в новый мир открылась. Все интересно.
Велемир Радомирович, набивая трубку своим редким табачком, произнес:
— Это хорошо, человек и должен открывать все новые и новые двери, а не торчать в одной и той же комнате, вернее, в чулане даже. А насчет иконы нам после Марк Иванович расскажет. Я же пока, чтобы скоротать время до отъезда, приоткрою еще одну таинственную дверь в удивительный мир языков-народов.
— Только, если можно, не курите больше, — решительно попросил Вадим. — А то я опять в анабиоз впаду. У меня идиосинкразия на табачный дым.
— Штраф — три тысячи рублей, — добавила Марина.
— Да без проблем! — и Велемир Радомирович убрал трубку в карман. Зато вытащил из серванта бутылку красного чилийского вина. И сказал: — В середине девяностых годов виноградная лоза во Франции в непогоду погибла, но ее успели привить в странах Латинской Америки и Южной Африке. А бренд остался, его никаким градом не прибьешь. Поэтому всё, что теперь выходит под французской маркой «Божоле» или «Каберне» — слабая копия прежнего. А настоящее — в Чили, Аргентине или ЮАР. Рекомендую по глотку для гемоглобина.
Никто отказываться не стал. А хозяин, смакуя прекрасное сухое вино, выдал «на гора»:
— Я, друзья мои, ищу древний единый Праязык допотопного человечества «археологическим способом». Снимаю пласт за пластом «слои земли» — современные языки, устаревшие, забытые, новые, мертвые, искусственно сконструированные, средневековые. Все больше приближаюсь к первобытным. Вгрызаюсь в грунт, в скальные породы, в известковые отложения, погружаюсь в подземные воды, озера, моря, в сталактитовые пещеры, пробираюсь по узким коридорам и туннелям в темноте и на ощупь. Путь долог, конца по-прежнему не видно, а цель постоянно ускользает. Порою меня манят ложные огоньки, я сворачиваю на обманный путь, но возвращаюсь обратно и упорно продолжаю двигаться вперед. Чтобы вновь, не останавливаясь, искать истину. Меня ведет мысль и дух, и я не намерен отступать. Это теперь главная задача моей жизни. После смерти Лены.
Закончив столь «песенное» вступление, он продолжал, снизив пафосный тон:
— На каких языках говорили Нума Помпилий или хан Батый, жившие в относительно близких исторических временах? Ведь где для нас — тысячелетие, для Господа — один день. А уж хронологические рамки и даты всегда очень условны, часто не точны и порою намеренно искажаются. На каком языке отдавались приказы в войсках Иисуса Навина, Александра Македонского, князя Святослава? На иудоэллинском? На иврите? На койне? На суахили? Этими вопросами озабочены все исследователи-лингвисты.
Гаршин вновь начал подремывать, очевидно, все это он уже слышал от своего друга не раз, но остальным, особенно Марине, было в диковинку. Велемир Радомирович встал и начал расхаживать по комнате с бокалом в руке, роняя капли вина на персидский ковер.