— Что это значит? Грилло, мы не должны упускать его из виду!
— Он же пошел с нами, верно? Какой смысл ему теперь убегать?
— Может быть, — согласилась Тесла, наливая себе кофе. — Сахар есть?
— Нет, зато есть печенье и пирожки с сыром. Черствые, но съедобные. Кто-то оказался весьма любезен. Хочешь?
— Хочу. Надеюсь, ты прав…
— Насчет любезности?
— Насчет Джейфа.
— Не очень-то мне хочется видеть его рожу, — заметил Хочкис. — Меня от него тошнит.
— Ну, у тебя есть причины, — сказал Грилло.
— Верно. Когда все это кончится, отдайте его мне, ладно? Мне есть о чем с ним поболтать.
Он, не дожидаясь ответа, подхватил чашку и вышел на солнце.
— О чем это вы? — спросила Тесла.
— О Кэролайн.
— А-а, да.
— Он обвиняет Джейфа в том, что случилось с ней. И он прав.
— Да, нелегко ему пришлось.
Она отхлебнула еще кофе.
— И все же нужно найти Джейфа.
— Погоди.
— Что?
— Знаешь… мне жаль, что там, внизу, я не оказался более полезным для вас. Я всегда боялся быть похороненным заживо.
— Неудивительно.
— Ты в самом деле оказалась лучше нас всех. Как тебе удалось убедить Джейфа пойти с нами?
— Он загадал мне загадку. Я разгадала ее.
— Все так просто?
— Знаешь, Грилло, все вообще проще, чем кажется. Когда перед тобой ставят такие задачи, лучше полагаться на инстинкт.
— С инстинктом у тебя всегда было лучше, чем у меня. Я люблю факты.
— Вот факты: там дыра, и что-то идет к ней с другой стороны. Что-то, что люди даже не способны вообразить. Если мы не заткнем эту дыру, то все пропало.
— А Джейф знает?
— Что?
— Как ее заткнуть?
Тесла посмотрела на него.
— По-моему, нет.
Она искала его везде, а нашла на крыше. Он занимался тем, чего она меньше всего могла от него ожидать, — смотрел на солнце.
— Я боялась, что ты нас бросил, — сказала она.
— Ты была права. Оно светит всем, хорошим и плохим. Но оно не греет меня. Я забыл, что такое тепло. Или холод. Или голод. Я так много потерял.
Теперь он утратил и свое обычное угрюмое самообладание. Он выглядел растерянным.
— Может, тебе удастся это вернуть. Человеческое. Исправить то, что сделал Нунций.
— Мне нравится, — сказал он. — Нравится быть Рэндольфом Джейфом из Омахи, штат Небраска. Повернуть часы обратно и никогда не входить в ту комнату.
— Какую комнату?
— Комнату недоставленных писем на почте. Там все и началось. Я хочу рассказать тебе об этом.
— Я с удовольствием послушаю. Но сперва…
— Знаю. Знаю. Дом. И дыра.
Теперь он смотрел на нее или за нее, на Холм.
— Нам все равно придется туда пойти, — напомнила она. — Лучше сделать это сразу, пока светло, и у меня еще остались силы.
— И что мы там сделаем?
— Посмотрим.
— В нас ведь не осталось больше ничего от богов.
Она вспомнила слова д'Амура о молитве. Что-то вроде того, что именно теперь имеет смысл молиться.
— Я понемногу начинаю верить, — сказала она.
— Во что?
— В высшие силы. Ведь был же Синклит.
— Ну и что? Они охраняли Искусство потому, что Субстанция должна быть защищена? Вряд ли. Похоже, они просто боялись того, что могло прийти извне. Они были сторожевыми собаками.
— Может, эта служба возвысила их?
— И что, они стали святыми? Киссон не очень-то похож на святого. Он служил только себе. Да еще Иад.
Очень печальная мысль. Словам д'Амура о пользе молитв противоречили слова Киссона, что все религии — только прикрытие Синклита, защита Тайны от непосвященных.
— Я вижу то, что видит Томми-Рэй, — сказал Джейф.
— И что это?
— Все темнее и темнее. Он долго двигался, но теперь остановился. Что-то надвигается из этой темноты. Или это она и есть. Не знаю.
— Когда он увидит что-нибудь, скажи мне. Я хочу знать, как это выглядит.
— Я не хочу смотреть на это. Даже его глазами.
— Он же твой сын.
— Он меня бросил. У него теперь есть призраки.
— Достойное семейство. Отец, Сын и…
— Святой Дух, — закончил Джейф.
— Верно. Троица, — какое-то эхо отозвалось в ней из прошлого. — Тринити.
— Что это?
— То, чего так боялся Киссон.
— Тринити?
— Да. Когда он впервые притащил меня в Петлю, он случайно обронил это слово. Потом я напомнил ему его, и он страшно перепугался.
— Не думал я, что Киссон христианин.
— И я так не думаю. Может, он имел в виду каких-нибудь других богов. Которым служил Синклит. Где медальон?
— У меня в кармане. Можешь взять его себе. Мои руки очень ослабли.
Он вынул руки из карманов. В тусклом свете пещеры их повреждения были не так заметны, но здесь, на солнце, они выглядели просто устрашающе. Мясо на них почернело и отошло, обнажив треснувшие кости.
— Мы с Флетчером оба убили себя. Только он использовал огонь, а я — собственные зубы. И он поспешил.
Она залезла в его карман и вытащила оттуда медальон.
— Тебя это не должно беспокоить. Ты же бессмертен.
— Нет, я бы хотел умереть. Где-нибудь в Омахе, просто от старости. Что толку жить без всякого смысла?
Когда она разглядывала медальон, к ней снова пришла радость, испытанная при разгадке его символов. Но среди них не было ничего похожего на Троицу. Четверки были, тройки — нет.
— Без толку, — сказала она. — Можно гадать об этом целыми днями.
— О чем? — спросил Грилло, появляясь на крыше.
— Троица. Что это, по-твоему, значит?
— Отец, Сын и…
— А еще?
— Не знаю.