Явление Ктулху

Лика вцепилась в мою куртку и начала трясти так энергично, что если бы на мне росли яблоки, они наверняка посыпались бы на пол платформы. Вернее, в жёлто-зелёный раствор, уровень которого, как мне показалось, перестал повышаться…

—▫Очнись, Саня! Не поддавайся чёрному колдуну!▫— вопила Лика во весь голос, хотя я прекрасно её слышал, поскольку зловещей речитатив оборвался.

Я прижал Лику к себе и повернул голову в сторону гальванотехника в чёрном балахоне.

Он опустил руки и, приблизившись почти вплотную к стеклянной стене, склонив голову набок, рассматривал нас, как энтомолог — неведомое науке насекомое. Потом, обернувшись к невысокому, но чрезвычайно широкому мужчине в горчичного цвета костюме, сказал несколько слов на непонятном, каркающем языке. Тот, в свою очередь, повернулся к замершему за кафедрой Лёше и махнул рукой.

Раздалось громкое бульканье, и уровень раствора начал медленно понижаться.

—▫Ага, не получилось нас утопить! Не обломилось угробить!▫— радостно прошептала Лика, вцепившаяся в меня, как обезьяныш в карабкающуюся на вершину пальмы мамашу.— Хотела бы я знать, что эти уроды задумали. И почему выбрали нас для своего мерзкого опыта.

Мысль о том, что мы стали жертвами какого-то эксперимента, возникла и у меня. Утопить или каким-то иным способом уморить нас можно было не прибегая к исполинскому аквариуму и вонючему раствору, уровень которого понижался с каждой минутой. А когда последние струйки его стекли в люк, расположенный в центре платформы, окружавшие нас стеклянные стены начали уползать в пол.

—▫Какого чёрта вы всё это затеяли?▫— гневно вопросила Лика, отстраняясь от меня и делая шаг к краю платформы.— Игорь Евгеньевич, вы же пригласили нас…

Договорить она не успела, потому что на платформу с немыслимой быстротой взлетели четверо здоровенных парней в камуфляжной форме, в мгновение ока скрутили нам руки и заткнули рты резиновыми грушами.

—▫Привяжите их к стульям и тащите сюда грибников,— распорядился крепыш в горчичного цвета костюме, который, как я понял из Ликиного вопля, и был нашим клиентом — Мамелюкиным Игорем Евгеньевичем.

—▫Маэстро, почему не произошло метаморфозы?▫— обратился Лёша к горбоносому чародею со смуглым ножеобразным лицом.

—▫Девица так испугалась за своего парня, что сбила ментальную настройку,— недовольно прокаркал чародей.

—▫Жаль, эта пара украсила бы наш зодиакальный круг,— буркнул Игорь Евгеньевич.

Ребята в камуфляже примотали нас к стульям, стоящим у стены, опоясывающей зал галереи, и скрылись из виду. Лика начала извиваться и дёргаться, силясь освободиться от верёвок, а я медузой растёкся по стулу. Всё происходящее было мне абсолютно по барабану. В пустой голове плавали, подобно облакам, какие-то бестелесные обрывки неотчётливых мыслей, тело ощущалось бескостным, слабым и невесомым. Если бы не верёвки, которыми меня принайтовали к стулу, я, безусловно, воспарил бы к потолку зала, как наполненный гелием воздушный шар.

Состояние было на удивление приятным, чем-то напоминавшим опьянение, и всё же не похожим на него. Вот только Ликина возня мешала мне насладиться им в полной мере, а тут ещё господин Мамелюкин, переговорив о чем-то с чародеем-гальванопластиком, направился к нам. Подошёл и уставился на Лику с таким видом, словно живого динозавра увидел.

Под тяжёлым взглядом его тусклых серо-зелёных глаз она перестала наконец извиваться и, в свою очередь, вперила в него пылающие яростью глаза, ставшие от гнева из карих почти чёрными.

—▫Стало быть, истинная любовь встречается не так редко, как мне казалось,— отрешённым, бесцветным голосом произнес Игорь Евгеньевич.— Любопытно было бы знать, что ты нашла в этом гопнике?

Теперь он уставился на меня, и мне стало зябко под его неподвижным, холодным взглядом. В общем-то, плевать мне на него с высокой колокольни, но вопрос он задал интересный. Мне тоже непонятно, почему Лика до сих пор не послала меня куда подальше. Перепихнуться в охотку и разбежаться — это понятно, встречаться раз-два в неделю, чтобы удовлетворить физиологические потребности, пока поиски более достойного партнера не увенчались успехом,— тоже было бы вполне в стиле госпожи Стебелихиной. Но пригласить к себе жить…

Я ведь бабочка-однодневка — всю жизнь лечу от любви до любви, как электричка метро от станции до станции. В этих делах я не отличаюсь разборчивостью — миг, и уже загорелся: ах, какие глазки, волосы или там сиськи и бёдра. А в следующий миг — погас и в кусты. Как говорил Оскар Фингал О’Флайерти Уилле Уайльд: «Предмет страсти меняется, а страсть остаётся единственной и неповторимой». И это, наверно, на лбу у меня написано, потому что иначе как временного партнёра по койке женщины меня не воспринимают.