Явка в Копенгагене: Записки нелегала

— l am a public speaker! — не унимается оратор — седовласый джентльмен пенсионного возраста в кепке и в помятом костюме, и начинает раздеваться до трусов, не забывая все время напоминать, что он паблик спикер, борющийся за права угнетенного народа островов Тасмании и прочих островных народов.

Его продолжают разыгрывать. Он отвечает остротами, вызывающими хохот присутствующих. Остроты его с политической подоплекой. Затем, пританцовывая, он переходит на кокни[22], здесь мы уже больше ничего не в состоянии понять.

Центр Лондона освещается в вечернее время лишь огнями рекламы. Площадь Лестер, где в густых кронах деревьев громкое щебетание каких-то ночных птиц заглушает шум уличного движения. Их здесь, в сквере, тысячи. Рядом со входом в фешенебельный кинотеатр «Одеон», за стеклянными витринами, освещенными Яркими лампами, вращаются на вертелах подрумянившиеся цыплята. Безумно аппетитные запахи разносятся по площади. В ожидании сеанса поужинали цыпленком прямо на улице, под сенью деревьев. В «Одеоне» идет премьера фильма Альфреда Хичкока «Птицы». Превосходный фильм. Жаль, что Хичкок у нас не в почете.

В Лондоне мы находились как туристы и вели себя соответственно, проявляя интерес к достопримечательностям столицы, где есть что посмотреть, а главное — это была первая англоязычная страна, где мы могли проверить наши знания английского языка, попрактиковаться в общении с окружающими. Оказалось, что наш язык был на должном уровне: мы все понимали, и нас тоже понимали, хотя конечно же за британцев мы себя выдавать не могли, но и недоуменных вопросов не было: здесь много иностранцев.

Лондонский мост и замок Тауэр. Черные вороны во дворике замка хранят легенды о том, как их кормили телами казненных. Стражники — они же гиды — одетые в красочные одеяния (их называют «beef-eaters» — «пожиратели бифштексов»), они и впрямь похожи на любителей мяса, хотя скорее смахивают на любителей джина: почти у всех красные носы. Набирают их сюда из отставных сержантов, поэтому у каждого на груди позвякивают боевые награды.

Метро в Лондоне называется «The tube»— в буквальном смысле труба. Подземные переходы сложные, запутаешься в два счета. Входишь бесплатно, выходишь — предъяви билет согласно расстоянию, на которое он был приобретен. Проскочил свою остановку — доплати на выходе, а возражаешь — бобби вот он, тут как тут. Он тебя быстро убедит в необходимости доплаты за проезд. Двухэтажные дизельные автобусы даблдеккеры лихо лавируют в уличном движении, обгоняя все другие виды транспорта, включая черного Цвета степенные, старомодные такси, высокие, чтобы Джентльмен в цилиндре мог спокойно там сидеть, не снимая оного. Вход и выход в автобус через широкую заднюю площадку без дверей, так что можно входить И выходить на ходу, если, конечно, ты в состоянии это сделать. Мы вскочили в отходивший автобус. Стоять в проходе нельзя. Если нет свободного места, полезай на второй этаж по винтовой лестнице. Я усадил жену и направился к кондуктору в униформе, с тем чтобы взять билет.

— You, sit down! — рявкнул оп свирепо через весь автобус, грозно сверкнув очками. — Да, да! Это я вам, вам говорю! Садитесь! — снова крикнул он.

— Уже сижу, — смиренно ответил я, опускаясь на сиденье рядом с женой.

«Да, это тебе не Москва, — подумал я. — Надо больше, присматриваться, как ведет себя окружение, а то можно попасть впросак. Да и внимание к себе привлекать совсем не обязательно».

Быстро выдав билеты всем вошедшим ранее пассажирам, кондуктор подошел наконец к нам. Автобус тем временем мчался по улицам, да так, что дух захватывало. Говорят, водителей этих автобусов на медкомиссии проверяют, как космонавтов, и отпускают на пенсию в 35–40 лет.

Заработок у них повыше, чем у иного нашего министра. Можно смело назвать их хозяевами лондонских улиц. Водители эти настоящие виртуозы своего дела, ловко лавируют они своими даблдеккерами (двухпалубный) по нешироким лондонским улицам, да так, что в салоне удержаться на ногах невозможно, поэтому в автобусе стоять запрещается, можно только сидеть.

Поражает изумрудная зелень аккуратно подстриженных газонов в парках Лондона. Здесь какая-то особая, жесткая, как проволока, трава, которая подстригается газонокосилками не реже одного раза в неделю. По газонам можно ходить, можно и полежать, позагорать под осенним солнцем. Как-то мы были в Кенсингтон-гарден, что напротив Альберт-Холла. Толпы подростков, в основном девчонки, возбужденно бегали по площади вокруг огромного округлой формы кирпичного здания. Подойдя к пожилому джентльмену, курившему трубку и спокойно взиравшему на сборище, я спросил:

— Извините, сэр, что это за ажиотаж вокруг?

— Да, говорят, какой-то поп-ансамбль, «Битлз», что ли, называется. Вот они и сходят с ума. И это наше будущее поколение! — с горечью вздохнул он.

В это время стайка девушек-подростков выбежала на газон парка. Они стали с визгом кататься по газону, целуя в экстазе фотографии своих кумиров, трепетно прижимая их к груди. Так мы впервые услышали об ансамбле «Битлз».