В Дрездене «Весте» уже никто не помогал. С документами, опять же на русскую немку (на настоящую я пока не тянула), и с дипломом об окончании медучилища в Москве (квалификация наших медработников в ГДР считалась довольно высокой, и диплом об окончании медучилища в Москве был действителен в стране) я стала подыскивать себе работу. В первой же попавшейся большой больнице, куда я зашла, меня приняли на работу, обеспечили жильем и велели прийти в тот же день на ночное дежурство. В госпитале в послеоперационном отделении, куда я попала, две медсестры были на больничном, а две другие ушли в декретный отпуск. Первое ночное дежурство в совершенно новой обстановке (я никогда до этого не бывала в немецкой больнице, хотя медицинскую терминологию на немецком языке знала) оказалось в своем роде боевым крещением. Много тяжелобольных, всю ночь напролет пришлось бегать из палаты в палату, делать уколы, выполнять работу санитарки и уборщицы. Мне дали комнатку на верхнем этаже больницы. Я делила ее с молодой медсестрой Сабиной. Мы подружились. У Сабины был брат, которому я очень понравилась, и он пытался было за мной ухаживать, но я отвергла его, сославшись на то, что у меня в Берлине жених. Свои поездки в Берлин на встречи с руководством и преподавателями я оправдывала свиданиями со своим другом. Впоследствии, когда у меня родилась дочь, я назвала ее Сабиной в честь своей немецкой подруги.
Со своим куратором и инструкторами я встречалась на явках и конспиративных квартирах в Дрездене и в Берлине. Иногда они передавали мне привет от мужа, а однажды даже письмо, написанное на английском языке и пересланное через тайник на непроявленной фотопленке. Мне говорили, что муж ждет меня не дождется, ведь, поженившись, мы вместе были чуть больше года.
Все это время я не знала ни сна, ни отдыха, работая практически без отпусков. Нечастые поездки в Москву назвать отпуском можно было с большой натяжкой: занятия, встречи, наставления и прочее.
Мне в ГДР товарищи давали небольшие поручения по проверке вновь завербованных агентов (выйти на встречу и взять письмо или конверт с документами, который затем проверялся нашими специалистами на предмет вскрытия; проводить тайниковые операции с закладкой или выемкой контейнеров с документами или фотопленкой и т. п.).
Перед самым выводом за рубеж я побывала дома в Москве.
После краткого отдыха на Юге снова выехала в ГДР, только на этот раз уже в Берлин. Перед отъездом из Москвы — прощальный прием у руководства на конспиративной квартире, последние наставления: как-никак, а я впервые отправлялась на Запад.
Западный Берлин. Темпельгоф. На руках у меня промежуточные документы западной немки.
«Железные» документы западногерманской подданной, по которым мне предстояло в дальнейшем жить и работать.
Вместе с толпой пассажиров я прошла пограничный и таможенный контроль. Все в порядке. Перевела дух. И вот я в самолете. Не успела как следует разговориться с соседкой, пожилой немкой, как показались огни Копенгагена. Через квартирное бюро на вокзале сняла комнатку в частном доме на окраине города. Приветливая, улыбчивая хозяйка средних лет провела меня в чистенькую светлую комнатку, расположенную в мезонине, с крошечным балконом, увитым диким виноградом. Оставив чемодан, я поехала в город. Прогулялась по центру. По плану города, который приобрела в киоске, нашла улицу, где на табличке под определенным номером дома необходимо было проставить сигнал о прибытии — две параллельные черточки таблеткой аспирина, нижняя короче верхней.
Чудесный город Копенгаген. Чистенькие, обрамленные газонами улицы. Каналы, рассекающие город, расположенный на островах Зеландия и Амагер, парк Тиволи и конечно же символ Дании— бронзовая русалка на Лангелиние, валуне, возвышающемся из воды в нескольких метрах от каменистого берега пролива, по которому то и дело проходят, нагоняя волну, океанские суда. Здесь все напоминает о знаменитом Хансе Кристиане Андерсене, сказками которого мы все зачитывались в детстве.
Вечером выхожу на явку. Волнуюсь. Сейчас сюда придет муж, которого я не видела целую вечность — два с половиной года. Страшно подумать! Разлука — вещь ужасная. А для меня — все равно как во время войны. Где он? Что с ним? Ничегошеньки ведь о нем не знаешь. Неужели я сейчас его увижу? Даже не верится, что сейчас он придет на встречу. Мне ведь передали, что он уже где-то здесь, в Европе. После тщательной проверки, в точно обусловленное время выхожу на место явки— тихую городскую улочку, застроенную коттеджами под красной черепицей. В палисадниках розы, жасмин, гладиолусы.