— Да нет, Майк, русский космонавт уже вернулся на Землю. Побывал в космосе и вернулся.
— Вот и молодец, что вернулся. Молодец. Да хранит его Всевышний. Все равно не может быть. Давай-ка лучше спать. Завтра с утра идем искать следы великих оракулов. Если встанешь раньше меня, разбуди. Спокойной ночи. А в космос мы еще как-нибудь слетаем.
— Спокойной ночи, Майк.
«Вот дубина! — подумал я. — Такое событие, а он… Зевает… Спокойной ночи… Знал бы ты, кто я на самом деле. И как меня распирает от гордости за свою страну».
Долго не мог заснуть. Слушал по радио комментарии зарубежных радиостанций. Эфир под завязку был заполнен гагаринской эпопеей. Радиоголоса взахлеб подавали сенсацию. Была ночь с двенадцатого на тринадцатое апреля 1961 года. Моя страна, весь мир отмечали новый шаг в освоении космоса. Много людей выйдут на космические просторы, но Гагарин всегда будет первым.
Наутро после завтрака мы с Майком отправились на развалины и раскопки Дельф. В отеле оказалась план-карта Дельф со всеми достопримечательностями. По этому плану мы бродили по окрестностям в компании с добровольным гидом, молодым парнем, который примазался к нам на античном стадионе, где древние играли каменным мячом. Интересно, а головой они играли? Посетили античный театр, построенный на склоне горы с такой акустикой, что любое слово, произнесенное на сцене даже шепотом, было хорошо слышно в самом заднем ряду амфитеатра. Наш новый приятель-гид, оказывается, был студентом университета. Рассказывал он великолепно и на хорошем английском, и два доллара, которые я ему дал, он с удовольствием положил себе в карман.
В полдень выехали из Дельф в Афины, куда добрались поздно вечером. Остановились в отеле недалеко от площади Омониа. Оставив машину на стоянке отеля, отправились в ту сторону, откуда аппетитно тянуло запахом шашлыка. Поужинали прямо у фонтана, что на Омониа. Наутро поехали по городу. Майку вдруг срочно понадобилась католическая церковь: ему приспичило исповедаться. «Ну ясно, клерикал-католик», — подумал я и осторожно спросил его:
— Майк, тебе это очень нужно? Может, после Акрополя?
— Понимаешь, срок моего последнего исповедания истекает, а мне к Гробу Господню без исповедания никак нельзя. А разве ты сам не католик?
— Ну, я католик, верующий, но не практикующий, поскольку большую часть жизни прожил среди греков, а они в основном православные. Вроде бы здесь где-то была католическая церковь.
— Да, есть одна-единственная в Афинах. Я знаю.
— Ну, тогда поехали, а то без меня не скоро найдешь эту церковь.
С помощью карты церковь, однако, нашли довольно быстро. Майк пошел в храм Божий договориться насчет исповедания. Пиджак свой он оставил в машине, и я заглянул в его паспорт (он лежал в кармане), где значилось, что он гражданин США, занятие— контрактист, что, по-видимому, означало, что мой спутник специализируется на заключении контрактов, возможно в области строительства. Майк намеревался пробыть в Афинах три дня, после чего он вылетал рейсом на Амман, Иордания, а оттуда автобусом в Иерусалим, где намеревался пробыть недели две. Жить он собирался в каком-то монастыре, опять-таки католическом.
Покатались по Афинам. Майк заходил в американское консульство. Затем поехали по магазинам. Пообедали в дешевой харчевне в центре города, где в подвальчике поели рагу из коровьего вымени, запив его парой стаканчиков рицины. Майк деньгами не сорил, вел довольно экономный, даже аскетический образ жизни. Однако от денег, предложенных мной за часть бензина, израсходованного в дороге, категорически отказался:
— Если бы я ехал один, то все равно затратил бы столько же бензина, что и вдвоем.
— Но, Майк, а мой собственный вес? А мой багаж? — пошутил я.
— А ты мне помогаешь в пути, прокладываешь маршрут, переводишь, да и мне безопасней ехать вдвоем, так что мы квиты. Я об этом даже слышать не желаю, — заключил он.
На следующее утро мы с Майком поехали к отелю, где жил Фред и Джон. Мальчишки, продавцы газет, кричали на улицах о высадке кубинских контрреволюционеров в заливе Свиней.
— А ты не собираешься на Кубу свергать Кастро? — в шутку спросил Майк.
— Я же не кубинец. Зачем это мне?
— А ты разве не патриот?
— Я, может, и патриот, но Куба — это одно, а Аргентина — другое.