Явка в Копенгагене: Записки нелегала

К счастью, компания была уже изрядно навеселе и никак не реагировала на его неумную шутку. Но отреагировал (да и то внутренне) только я. Приняли они меня, в общем, хорошо. Кругом царило веселье и страшная кутерьма. Мы всю ночь до утра пировали и танцевали латиноамериканские танцы. Карнавал затягивал всех в водоворот веселья. Наутро пошли с Рейнальдо в казино Мар-дель-Плата, где разыскали его приятеля, офицера криминальной полиции. Он устроился в комнатушке с двухъярусными кроватями в полуподвальном помещении казино, принадлежавшем местным охранникам. Посидев все вместе и опохмелившись джин-тоником, мы пошли окунуться в океане. Бернардо (так звали офицера) служил в свое время в морской пехоте, был крепкого телосложения хорошо плавал. Когда вернулись, Рейнальдо с приятелем надрывались от хохота, а моя фотокамера лежала на столе. Причина их веселья выяснилась через неделю, когда девушка из фотоателье, потупив глаза, возвращала мне проявленную пленку: на негативе четко вырисовывались крупным планом обнаженные ниже пояса соответствующие части мужского тела, в профиль и анфас. Ребята схулиганили, и пока мы плавали в океане с Бернардо, они фотографировались голыми, выставляя на первый план свое мужское достоинство.

— На, возьми негативы, — сказал я Рейнальдо, — сохранишь для своего семейного альбома.

«А может, он гомик? — мелькнула мысль. — Здесь, в Аргентине, «голубые» сплошь и рядом».

Вернулся обратно в Буэнос-Айрес вполне благополучно. Бодро стрекотал мотор, развивая немыслимую скорость — 60 километров в час. Недаром механик колдовал над машиной. Все, в общем, обошлось хорошо, но на такие расстояния и на столь ненадежном виде транспорта я больше никогда не ездил. Неказистое на вид, довольно тихоходное средство передвижения в то же время давало мне возможность в короткое время освоить сложную систему уличного движения гигантского города, предоставило возможность свободно передвигаться, невзирая на забастовки, то и дело потрясавшие транспорт, проводить тайниковые операции, проверяться на маршрутах, выполнять отдельные задания Центра.

Поскольку мотороллер, как и мотоцикл, средство довольно шумное, возвращаясь домой в вечернее время, я обычно разгонял машину за квартал, глушил мотор и по инерции бесшумно подъезжал к дому сеньоры Кармен, не нарушая покоя ни ее самой, ни соседей. Сеньора Кармен, побывав однажды в гостях у матери подполковника Лопеса, сказала, что у них снова был разговор обо мне. На следующее утро подполковник Лопес зашел к нам на этаж и прошел к подполковнику Мендесу. Выходя из его кабинета, он позвал меня с собой.

Спускаясь по лестнице на нижний этаж, мы повстречались с заместителем командира части, подполковником Руисом.

— Послушай, Эухенио, — молвил подполковник Лопес, взяв того за пуговицу мундира, — вот этот мучачо, он у нас служит. Ему уже за тридцать. Он, понимаешь, одинок, ему надо устраиваться на работу, да и, наверное, ему уже и семьей пора обзавестись. Чего мы тут его будем мурыжить? Восемь месяцев он уже у нас отслужил? Отслужил. Претензии к нему есть? Нет. Ты не возражаешь, если мы его освободим от несения службы досрочно, а когда срок службы кончится, мы ему сделаем соответствующую отметку в военном билете и отпустим на все четыре стороны. Ну, что ты думаешь по этому поводу? Давай ему поможем, а? (Подполковник Лопес не забыл, что я в свое время ремонтировал его машину.)

— Я не возражаю, — ответил подполковник Руис. — Раз ты просишь. Только пусть до окончания срока никуда из столицы не уезжает.

— Да никуда он не денется. Он, понимаешь, мой сосед. И хозяйку, где он проживает, я хорошо знаю. Я тебя могу заверить, что никуда он не уедет. Значит, договорились? Вот и хорошо.

— Ну вот, — сказал он, обращаясь ко мне, — так ты смотри не забывай, что если зачем-либо нам понадобишься, в любой момент мы тебя можем вызвать и ты должен немедленно явиться в часть. Понял?

— Так точно, мой подполковник, — отвечал я.

А Макс тем временем продолжал водить отремонтированную при моем участии машину Лопеса. Он отвозил детей в школу, возил его жену по магазинам, бабушку— в больницу, вывозил на пикники всю их семью, отбывая свою воинскую службу от звонка до звонка. Я же фактически получил вольную и мог заниматься сколько угодно своими делами, а через четыре месяца мог быть полностью свободен. Но если бы не добрейшая, сердобольная сеньора Кармен, то ничего этого бы не было. А ради этого стоило пожить в этом ее гараже, переоборудованном под жилье. Она так и называла меня: «мучачо дель гараж»— «парень из гаража». Я очень ей благодарен за ту доброту, которую она ко мне проявила. Тогда ей было за шестьдесят, а сейчас ее уже, наверное, нет в живых.