Явка в Копенгагене: Записки нелегала

На третий день после ареста (как-то удавалось вести счет времени), когда стемнело, за мной пришли. Снова накинув пиджак на голову, вывели на улицу и усадили в машину. В машине позволили надеть пиджак. Защелкнули наручники. Один из охранников дал мне темные очки и заложил за стекла вату. Я в этот момент сильно зажмурился, а когда все было сделано, открыл глаза и подвигал немного надбровными дугами. Открылась маленькая щелочка у переносицы, сквозь которую я мог наблюдать за происходящим. В пустынном переулке стояло несколько людей в штатском. Вот они сели в машину, и она тронулась с места. За ней тронулись и мы. С двух сторон охранники. Ехали около часа. Краешком глаза я определил, что въехали в зону Палермо. Рев самолетов был тому подтверждение: рядом аэропорт, расположенный на берегу реки Рио-де-ля-Плата. Въехали в подземный гараж какого-то дома. Выжидали, пока освободится лифт. На скованные наручниками руки накинули чей-то плащ. Затем плотно набились в лифт человек шесть вместе со мной и все поехали наверх. Вошли в квартиру. Только здесь мне сняли очки и наручники. Квартира из трех комнат и кухни. Крохотная спальня была отведена для меня. Ставень-жалюзи был слегка приоткрыт. Я подошел к окну. Высота 60–70 метров. Внизу страшным колодцем темнел двор. Как потом выяснилось, мы находились на двадцать втором этаже.

— Смотри не смотри, отсюда не удерешь, — сказал, ухмыляясь, вошедший в комнату капитан Охеда.

Охеда был смуглолиц, почти мулат, с острыми чертами лица и недобрыми черными маслянистыми глазами. Он держал в руках наш приемник «Браун». Вынул из кармана шифроблокнот. Мне на допросе пришлось сказать, что он собой представляет, этот шифроблокнот. А представлял он собой самую обычную, довольно толстую записную книжку, где строго определенные странички должны были оставаться чистыми. Там тайнописью нанесены шифртаблицы — колонки пятизначных цифр.

— Ну-ка покажи, как это у вас делается. Ведь скоро прием? Послушаем? (Перед этим я указал время приема Центр — «Вестам» и частоты передач.)

— Принеси утюг, — сказал я.

Он принес утюг. Нагрели. Вырвав нужный листок, я проглаживал его, пока не проступили группы цифр. Подержал еще немного, пока листок не принял коричневатый оттенок, что означало «пережог», листок стал совершенно хрупким, готовым рассыпаться в прах, если его сжать в руке. Охеда как зачарованный смотрел за моими приготовлениями, поэтому и упустил этот важный момент: пережог. Двое охранников находились в гостиной, где стоял телевизор. Велась трансляция футбола. Двое других возились на кухне, готовя немудреный ужин. Меня уже как бы принимали за своего и поэтому пригласили за стол. Жареное мясо, зеленый салат, сыр, фрукты, кофе и, конечно, молодое красное вино. Посидели все вместе немного за столом, болтая о том о сем, в основном о футболе и конных скачках. В одном из охранников я узнал того, кто приходил в мой офис в день ареста. Но оп об этом не вспоминал.

— Ну, пошли, — сказал Охеда будничным голосом, когда мы закончили трапезу.

Мы вошли в мою комнатку, сели за небольшой стол. Наушники были только у меня, поэтому Охеда сидел сбоку и вел запись передачи на магнитофон. Я же записывал от руки, благо слышимость на высоте небоскреба была превосходной. Сверил первые цифры шифровки с шифроблокнотом.

— Видите, это совсем другие группы. Вот, посмотрите сами, — сказал я. — Это совсем не те группы, понимаете?

Охеда тупо моргал глазами: было видно, что в этом деле он ни черта не смыслил.

— Прямо чертовщина какая-то! — сказал я. — Совсем не те группы, должны быть другие, — и я, как бы в сердцах, смял листочек с шифром, бросив его в пепельницу. Перекаленный листочек превратился в кучку трухи.

Лицо капитана Охеды исказилось от ярости.

— Ты что это наделал?! — прошипел он.

— Ну вы же сами видели, что это не те группы. Совсем не те. А должны быть те.

— А где же тогда те? — прохрипел он сдавленным голосом, глядя на кучку коричневой трухи, в которую превратился листочек с шифром. Перекаленный, он буквально рассыпался в ладони. — Да ты знаешь, что тебе за это… мать!..

— Ну, давай следующий листочек, может, там как раз то, что нам требуется, — сказал я миролюбивым тоном, намереваясь таким же образом «отгладить» и следующий листочек. «Еще хотя бы один», — думал я. Но Охеда выхватил у меня из рук блокнот, прихватил утюг и отправился на кухню. Первая маленькая победа: без шифра шифротелеграмму прочесть невозможно. Нормально проявленный листочек из шифро-блокнота прикладывается к полученной радиошифрограмме, и тогда из пятизначных цифровых групп появляется текст переданной радиограммы.

Вернулся Охеда. С опаской подал мне отглаженный листок шифроблокнота.

— Ну, вы же видите, что это опять не то. Группы цифр не подходят, — сказал я, прикладывая шифр к цифровым группам радиограммы.

— А в чем же тут дело? — спросил Охеда, тараща на меня свои маслянисто-черные глаза.