Явка с повинной

Никто не просил его скрывать, что освободили его в пятницу. Кунин соврал из чувства самосохранения, иначе придется объяснять, почему не зашел раньше.

Крошин хотел сказать, мол, загляни вечерком к Нате, обмоем твое освобождение. Там за рюмкой коньяка все выведать как следует. Терпения не хватало, и он спросил:

— Освободили под подписку о невыезде?

— Вчистую! — ликующе ответил Кунин.

— Ты же сам мне говорил…

— Говорил, говорил, заговаривался, — пропел Кунин. — Приснилось спьяну.

Крошин не выдержал. Выяснив, что Кунин свободен, Крошин вывел его с территории ипподрома, усадил в «волгу» и привез к Наташе. Девушки дома не оказалось. Быстро разлив по стаканам купленный по дороге коньяк, Крошин ласково обнял Кунина и сказал:

— Рассказывай, бедолага.

Утром Кунин пришел в прокуратуру получать изъятые у него для проведения экспертизы вещи: пиджак и ботинки. И вдруг грозный следователь сообщил, что Кунин может вернуться на работу, даже должен, так как звонила Григорьева, жаловалась на нехватку людей. Конюх понял, что незапланированный отпуск отменяется, и обрадовался. Следователь долго читал ему лекцию о вреде пьянства, мол, галлюцинации, вызванные алкоголем, уже чуть не привели Кунина в тюрьму, но обязательно приведут, если он не прекратит выпивать. Следователь написал бумагу в дирекцию ипподрома. Кунина, безусловно, ждут неприятности. После этого следователь сказал что-то вроде: убирайся с глаз моих долой. Кунин начал благодарить, следователь прервал его, заявив, что никакой его заслуги в освобождении Кунина нет, он должен целиком и полностью благодарить науку. Именно она установила, что группа крови на рукаве пиджака не совпадает с группой крови ни Логинова, ни самого Кунина. Главное же, отпечатки пальцев Кунина не совпадают с отпечатками пальцев убийцы, которые тот оставил на двери денника.

Все это, захлебываясь от восторга, и рассказал Кунин Крошину.

— Какие отпечатки? — не удержался от вопроса Крошин.

— Пальцевые, — Кунин поднес к глазам свою пятерню. — Он мне фотографию показал: два пальца и ладонь. Та сволочь, что Логинова порешил, кровавой рукой оперся о дверь. Криминалисты, — Кунин с гордостью произнес красивое слово, — сфотографировали. А моя ладонь не подошла. — Он уже слегка захмелел и мужественно отодвинул стакан. — Счастье-то какое, понял?

Крошин понял. Он вспомнил, рука у него была действительно в крови. Идея испачкать кровью копыта жеребца пришла в последний момент, когда Логинов уже лежал. Крошин это сделал просто ладонью. Не мог он схватиться рукой за дверь. Не мог, решил Крошин, меня ловят.

Николай сидел рядом, довольно улыбался, что-то рассказывал, шлепал толстыми губами. Крошин разлил коньяк, заметив протестующий жест Николая, сказал:

— Правильно, по последней, за твое счастливое освобождение.

Они выпили, Кунин не мог молчать.

— Меня уж совсем упекли, — он провел ладонью по стриженой голове. — И вдруг такое? Нет, вы понимаете. Сан Саныч, счастье-то какое?

— Долго допрашивали? — Крошин отстранил руку конюха и разлил остатки коньяка.

— Последнюю, — оправдываясь, Кунин выпил. — Допрашивали? Ужас! Бумаги исписал толстяк, страшное дело.

— После чего же тебя освободили? После каких допросов? — спросил Крошин.

— После допросов меня в тюрьму отвезли, — Кунин почему-то рассмеялся. — Забыл Анке позвонить, забыл. Она и не знает, — он торопливо набирал номер.

— Нужен ты Анке, — Крошин презрительно рассмеялся. — Она с твоим лучшим другом путается.

— С кем? — Николай положил трубку.

— С писателем, с милиционером, кто он там на самом деле?

— Лев Иванович? Загнул ты, — Кунин впервые сказал Крошину «ты». — У Льва с нашей Ниной любовь. Загнул, точно загнул, — он вновь снял трубку.

Пришла Наташа, увидев конюха, охнула, начала расспрашивать, но Кунин отмахнулся. Он разговаривал с Анной.

— Где шатаешься? — спросил Крошин.

— По милициям, — ответила Наташа и, не обращая внимания на присутствие мужчин, стала раздеваться. — Жара, сил нет, — и ушла в ванную.

Крошин встал в дверях, смотрел, как она моется, и ласково спросил:

— Ната, ты когда последний раз Леву видела?

Наташа знала, ей не обмануть Крошина, рано или поздно он поймает ее на лжи. Так бывало уже не раз.

— Вчера на улице встретила. Его папаша-то, оказывается, генерал. Черная «волга», шофер. Класс.

— О чем он тебя расспрашивал?

— Он? Я сама остановила, еле уговорила присесть. В кафе, на Красноармейской. Знаешь? У него на работе какой-то пожар. — Наташа говорила быстро, не давала Крошину задать очередной вопрос. — Я его просила помочь с пропиской.

— Обещал?

— Все вы обещаете. — Наташа направила на Крошина гибкий шланг душа и закрыла дверь.

Крошин, отряхивая воду и чертыхаясь, отошел. Кунин торопился куда-то.

— Минуту, парень, — задержал его уже в дверях Крошин. — Я тебе ничего не должен?

— Вы мне? — конюх простодушно удивился. — Я вам должен.

— Вот именно. Когда отдашь?

Веснушки на лице Кунина поблекли, он ссутулился и не отвечал.

— Ладно, — смилостивился Крошин, — договоримся. Я же понимаю. Завтра, после бегов, зайди сюда.

— Хорошо. Обязательно. Спасибо, — подряд выпалил Кунин и бросился вниз по лестнице.