Яства земные

(Я не могу объяснить тебе, Натанаэль, эту обостренную жажду новизны; но она вовсе не казалась мне связанной с мимолетным впечатлением, потерей свежести восприятия, однако внезапное ощущение этой новизны, первое потрясение бывало столь велико, что никакие повторы не могли его усилить; и если мне случалось часто возвращаться в одни и те же города или места, то лишь затем, чтобы ощутить, как изменилась жизнь или время года; знакомые очертания чувствительней к таким переменам; и если, живя в Алжире, я проводил каждый вечер в одном и том же маленьком мавританском кафе, то делал это, чтобы почувствовать неуловимое отличие одного вечера от другого, каждого мгновения бытия от другого, чтобы заметить, как, пусть медленно, меняется время даже в самом маленьком пространстве.)

В Риме, возле Пинчо, через мое зарешеченное окно, похожее на тюремное и находившееся вровень с улицей, торговки цветами пытались предлагать мне розы; весь воздух был пропитан их ароматом. Во Флоренции я мог, не вставая из-за стола, видеть желтые, выходящие из берегов воды Арно. На террасы Бискры при свете луны в бездонной тишине ночи приходила Мерием29. Она была вся целиком закутана в большое белое покрывало с разрезами, которое сбрасывала, смеясь, на пороге стеклянной двери. В моей комнате ее ожидали лакомства. В Гренаде в моей комнате на камине место подсвечников занимали два арбуза. В Севилье есть патио; дворики, вымощенные светлым мрамором, полные тени и прохладной воды; воды, которая течет, струится и плещется в фонтане посреди двора.

Толстая стена - от северного ветра, пористая - от южного солнца; движущийся дом, путешественник, открытый всем милостям юга... Какой будет наша комната, Натанаэль? Убежище в пейзаже.

*

Я расскажу тебе еще об окнах: в Неаполе беседы на балконах, мечтания по вечерам возле светлых женских платьев; полуспущенные шторы отделяли нас от блестящего бального общества. Там бывал обмен колкостями - деликатес столь малоприятный, что, отведав его, человек на какое-то время терял дар речи; потом из сада доносился нестерпимый аромат апельсиновых деревьев и пение птиц в летней ночи; через мгновение птицы замолкали, и тогда слышался слабый шум волн.

Балконы; корзины роз и глициний; вечерний отдых; нежность.

(Сегодня вечером ветер жалобно рыдает и плещется о мое стекло; я стараюсь предпочесть его всему.)

*

Натанаэль, я расскажу тебе о городах.

Я видел Смирну, спавшую как маленькая девочка; Неаполь, похожий на похотливую банщицу, и Загван, разлегшийся, как кабильский пастух, чьи щеки розовеют с приближением зари. Алжир дрожит от любви днем и изнемогает от нее ночью.

Я видел на севере деревни, спавшие под лунным светом; стены домов были то желтыми, то голубыми; вокруг них простиралась равнина; в полях повсюду виднелись огромные стога сена. Выходишь в пустынное поле, возвращаешься в спящий город.

Есть города и города; иногда не понимаешь, кто мог построить их здесь. О! Восточные и южные города; города с плоскими крышами, белыми террасами, куда по ночам приходят помечтать безумные женщины. Развлечения; праздники любви; фонари на площадях, которые представляются, когда смотришь на них с соседних холмов, ночной фосфоресценцией.

Города Востока! Праздник объятий; улицы, которые там называют священными, где кафе переполнены куртизанками, которых заставляет танцевать чересчур пронзительная музыка. Там прогуливаются арабы, одетые в белое, и дети, которые часто казались мне слишком юными (понимаешь?), чтобы познать любовь. (Губы у некоторых были жарче, чем у только что вылупившихся птенцов.)

Северные города! Дебаркадеры; заводы; города, дым которых скрывает небо. Памятники; изменчивые башни; высокомерие арок. Вереницы экипажей на дорогах; спешащая толпа. Асфальт, лоснящийся после дождя; бульвары, где томятся каштаны; всегда поджидающие вас женщины. Бывали ночи, настолько томные, что от малейшего призыва я чувствовал, что изнемогаю.

Одиннадцать часов. - Конец дня; резкий скрип железных калиток. Старые кварталы. Ночью на пустынных улицах, где я прохожу, крысы разбегаются по сточным канавам. Через подвальные окошки видно, как полуголые люди месят хлеб.

- О кафе! - где наше безумие длилось до глубокой ночи; опьянение напитками и словами наступало наконец на пороге сна. Кафе! Полные картин, зеркал, роскоши, где бывала лишь изысканная публика; и другие, маленькие, где пели смешные куплеты и женщины во время танцев чересчур высоко поднимали свои юбки.

В Италии кафе выплескивались летними вечерами на площади, там ели прекрасное лимонное мороженое. В Алжире было одно, где курили гашиш и где меня чуть не убили; через год его закрыла полиция, потому что там бывало слишком много подозрительных лиц.