Ястреб

Затаив дыхание, он внимательно вслушивался в звуки, доносившиеся из глубины. Судно продолжало медленно сползать на рифы. Внезапно он услышал легкий скрежет. Очевидное свидетельство того, что дубовое днище корабля напоролось на камень, вселило бы ужас в сердца большинства моряков, но Эрик остался спокоен. Звук длился всего несколько секунд, но не углубился, Они выпутались.

Лицо Эрика озарилось радостной улыбкой: Такого волнения он не испытывал со времени шторма, который настиг их, когда они бежали из Данейверти.

— Мы сделали это, парни!

В ответ раздались торжествующие крики, которые усилились, когда сзади послышались тревожные возгласы и следом оглушительный треск — английская галера налетела на острые камни.

Передав шкоты в руки одного из матросов, Эрик вспрыгнул на деревянный сундук, служивший скамьей, и был вознагражден зрелищем английских моряков, спасавших свои жизни, взбираясь на те самые скалы, которые только что разорвали на части их корабль. Ветер доносил до него их проклятия и ругань.

Эрик насмешливо поклонился, театрально взмахнув рукой:

— Передайте мой привет Эдди, парни!

Новый взрыв брани, разразившийся в ответ, заставил его только громче рассмеяться.

— Элли! Когда последний раз ты веселилась? Ты и в самом деле стала ужасной занудой.

Конец фразы Мэтти произнесла со всем драматизмом, свойственным восемнадцатилетней девушке, отчего слова прозвучали так, словно Элли подхватила какую-то страшную болезнь вроде проказы.

Мэтти схватила сестру за руку и бросила на нее умоляющий взгляд. Перед ней, с ее белокурыми шелковистыми волосами, фарфорово-светлой кожей и огромными голубыми глазами, было трудно устоять. Но Элли, которая была старше ее на шесть лет, давно уже привыкла не уступать. Все до одного ее девять — теперь восемь — братьев и сестер имели великолепные белокурые волосы и светлые глаза. Только она и Уолтер унаследовали отцовские — нормандские — темные глаза и волосы.

Жгучая волна сожаления на миг захлестнула Элли. Теперь осталась одна она.

— Вот почему сегодня вечером будет так весело, — продолжала настаивать Мэтти, не сдаваясь. — Это единственная ночь, когда нам позволено плавать с мужчинами. Это твой последний шанс. В будущем году ты уедешь в Англию со своим новым мужем.

Она испустила мечтательный вздох.

Элли ощутила легкий спазм в животе, как случалось всегда при упоминании о ее предстоящей свадьбе, но она преодолела внезапно накатившую слабость.

— Девичьи купания неприемлемы для женщин нашего положения.

Элли прикусила губу, тут же осознав, что выразилась слишком высокопарно. Как языческие святочные гулянья предшествуют Рождеству, так и древненорвежский праздник жертвоприношения девственниц (переименованный в «девичьи купания», чтобы не раздражать церковь), уходивший корнями в те незапамятные времена, когда язычники бросали юных девственниц в море в жертву морскому божеству Эгиру, предшествовал Сретению, дню окончания рождественских каникул. Церковь смотрела неодобрительно на эти языческие обычаи, но не пыталась их запрещать. Возможно, потому, что отчетливо сознавала: любая попытка обречена на провал.

Каждый год второго февраля в полночь местные девушки прыгали в ледяные воды моря, а затем стремительно плыли к берегу, где отогревались возле огромных костров (вместо сауны, которую использовали древние норвежцы). Девушку, которая дольше всех продержалась в холодной воде, объявляли Ледяной принцессой. Элли завоевывала корону последние три раза, пока участвовала в этих забавах. Уолтер обычно шутил, что она в родстве с тюленями, потому что холодная вода, судя по всему, ее не пугает.

— Раньше ты так не думала. — Мэтти покачала головой, сердито глядя на Элли как на незнакомку. — Я не понимаю. Прежде ты любила плавание и девичьи купания.

— Это было до того… — Элли осеклась и судорожно сглотнула, у нее внезапно перехватило горло. — Я была всего лишь девочкой. Теперь я осознала свою ответственность.

Мэтти ненадолго умолкла, а Элли снова занялась лежащими на кровати рулонами тканей, которым предстояло превратиться в платья для ее новой жизни в Англии при дворе короля Эдуарда в качестве жены его прежнего зятя, Ральфа де Монтермера.

— Это несправедливо, — тихо сказала Мэтти. — Ты не единственная, кто по ним тоскует. Я тоже по ним горюю.

Лихорадка, пронесшаяся по залам замка Данлус два года назад смертоносным вихрем, унесла с собой не только их девятнадцатилетнего брата, но и мать, Маргарет, графиню Ольстер. У Элли, которой в то время исполнилось двадцать два, эта лихорадка отняла и кое-что еще — ее жизнерадостность и жажду жизни. Как старшая незамужняя дочь, Элли взяла на себя большую часть обязанностей матери, хозяйки замка. В том числе надзор за младшими братьями и сестрами.

Какой пример она им покажет, если полуодетая отправится резвиться в море?