Ястреб халифа

Народ же, который идет по пути повиновения и занят своим делом, правитель освобождает от невзгод и да проводит он свои дни в спокойствии под сенью его правосудия. И опять-таки, когда обнаружится со стороны кого-либо из слуг и чинов недостойность и своевольство, а они через наставление, совет и порицание исправятся, очнутся от сна невежества, – то пусть такового возьмет на то же дело; если же не очнется – пусть не оставляет, а заменит его кем-либо, кто достойнее. Тех же из людей, кто, не ценя милости, не разумеет благ безопасности и спокойствия, в душе замышляет измену, проявляет непослушание и дерзает, следует наказать сообразно их прегрешениям, спросить с них по размеру их преступления, затем простить.

Так случилось, что в 410 году аята собрание законников и ученых мужей аш-Шарийа избрало халифом человека по имени Али ар-Рид. В то время в столице на золотом престоле сидел маленький мальчик, и от его имени правила мать, и многие были недовольны таким положением дел.

Али ар-Рид был из мужей достойных и праведных, славящихся своим благочестием и ученостью. Узнав об его избрании халифом, народ аш-Шарийа возликовал, и в святой город Фаленсийа, где состоялось собрание, тут же отправили из столицы священную реликвию власти халифа – Плащ Пророка. Плащ Али хранился в Пятничной мечети, и его торжественно вынесли и среди толп людей понесли в Фаленсийа. А Меч Пророка остался в сокровищнице дворца, ибо мать-правительница отказалась признать Али ар-Рида законным властителем и от имени своего сына отправила в Фаленсийа большое войско.

Осада города затянулась и продлилась год. Видя истощение казны и страдание людей, халиф Али ар-Рид и женщина-правительница вступили на путь переговоров, каковые продлились два месяца. И было решено, что сын правительницы вступит в брак с дочерью Али ар-Рида и будет назначен его наследником, а Али ар-Рид взойдет на золотой престол халифов по праву избранного собранием верующих властителя. Сама же правительница соглашалась удалиться от дел и оставить свое не свойственное женщинам и раздражающее народ занятие.

И посольство отправилось в Фаленсийа с таковыми вестями и грамотами-аман для свободного проезда Али ар-Рида в столицу.

Однако по пути в столицу Али ар-Рид умер. Одни говорят, что это случилось потому, что святой халиф поел винограда, и от того у него случился заворот кишок. Другие говорят, что Али ар-Рида отравили.

Однако наиболее достойна доверия история, рассказанная ибн Хальдуном.

Али ар-Рид со свитой вышел из Фаленсийа и направился в столицу. Один из эмиров городов, верный правительнице, не стерпел нанесенного своей госпоже унижения, самовольно велел схватить святого мужа и наложил на него оковы. А затем приказал втайне умертвить Али ар-Рида в темнице.

Когда такие вести пришли в столицу, госпожа и ее сын вознесли к небесам рыдание и оплакали праведника. Правительница тут же повелела схватить того эмира и привезти в столицу в цепях, а свиту Али ар-Рида освободить из темницы и отослать домой с богатыми дарами.

Что же до известного по хронике ибн Арабшаха рассказа, согласно которому святого праведника убил Тарик аль-Мансур, после чего на аль-Мансура наложили оковы и заточили, то он явно не соответствует истине, ибо не подтверждается другими сведениями и не имеет надежного иснада.

Так и случилось, что на золотом престоле халифов утвердился сын той женщины-правительницы, ибо после смуты всегда случается, что при божественной помощи одному из рабов достанется счастье и удача, Всевышний Бог ему пожалует по его достоинству преуспевание. Все же, кто имел отношение к избранию и гибели Али ар-Рида, получили прощение, и их проступки были забыты.

Низам аль-Мульк. «Книга о правлении».

Фаленсийа, год и два месяца спустя

На площади Баррани царило оживление. Грохот подкованных сапог по камню прорезало пронзительное ржание лошадей, которых тянули за повод, – ханаттани строились в два ряда, готовясь пропустить посольство осажденных.

Поддавая задом, звеня подвесками на ремнях сбруи, кони пятились и били копытами, вытягивая передние ноги. Кто-то из гвардейцев поправлял складки чалмы на шлеме, кто-то успокаивающе поглаживал скакуна по морде под начищенным налобником. Кто-то прыгал одной ногой в стремени, встряхивая зеленым шелком рубахи и звеня пластинами оплечий.

Под весенним солнцем сверкали бережно надраенные кругляши и узорные бляхи на полах кафтанов, блестели позолоченные оконечья ножен и рукояти мечей, пылали длинные лезвия нацеленных в небо копий.