Ящик Пандоры

В частности, в какой-то момент Гисин отметил, что только 9 из 14-ти членов первой группы работают. К примеру, один объявил себя лидером группы (начальником), и отказался работать. Каждый получал зарплату в размере одного франка в день, что не могло покрыть даже самых элементарных нужд. В своем дневнике Гисин отмечает: "Я не писал в течение 10-ти дней: будучи физически не в состоянии. Все мои руки покрыты кровавыми мозолями; к тому же, я не могу разогнуть пальцев. В России я мечтал работать 8 часов в день, а остальное время посвящать умственной деятельности. Но, когда твоя спина готова вот-вот разломиться надвое, и тебя охватывает смертельная усталость, и все, что тебе хочется — это немедленно проглотить ужин и завалиться спать, тебе уже ни до чего." И далее: "Кровавые волдыри лопались, и мои руки стали ужасно кровоточить. Боль оказалась столь мучительной, что я вынужден был отложить мотыгу. Но я моментально ощутил стыд, и сказал себе: "Разве это ты — тот самый человек, который поклялся, что докажет: евреи способны к физическому труду?" Пару часов он продолжал орудовать мотыгой, как одержимый. После этого опустился на землю, совершенно обессиленный, как будто выпотрошенный. Не то, что целый рабочий день, но даже утренние часы, до обеда, казались вечностью мук ада. Спина разламывалась, руки были покрыты мозолями и ссадинами.

Распорядителем работ был французский еврей С. Гирш (возможно, клон де Гиршей), бывший армейский офицер, не знавший ни жалости, ни угрызений совести. В тот период он являлся директором поселения Микве Исраэль. Гирш издевался над эксплуатируемыми со все возрастающим садистским удовлетворением. Он заставлял их орудовать мотыгой безостановочно, следя за тем, чтобы ни один из них не мог передохнуть ни минуты. И все это — под безжалостно палящим солнцем Палестины, где температура доходит до 38-ми (и выше) градусов в тени. Гисин продолжает описывать издевательства Гирша: "Каждый день он стоял, спрятавшись за деревом, скрытно наблюдая за нами, и неожиданно подскакивал к нам оттуда". Хотя Гисин в своем дневнике выдвигает спекулятивные домыслы о мотивах, двигавших Гиршем, пытаясь (в силу своей идеологической зашоренности) найти оправдания действиям последнего, нам представляется, что этим еврейским чудовищем, помимо садизма и прирожденной хватки эксплуататора-рабовладельца, двигал только один мотив: ненависть к "русским".

Самое поразительное, что через сто десять лет описанное в дневниках и письмах Гисина продолжало (и — по сегодняшний день — продолжает) оставаться типичной картиной. Автор этой работы столкнулся в Израиле, в 1991–1993 годах, с абсолютно теми же издевательствами, с такой же дикой эксплуатацией, как та, что описана Гисиным. Более того, мои собственные заметки начала 1990-х годов эмоционально и стилистически очень напоминают заметки Гисина, с которыми я ознакомился всего лишь несколько месяцев назад. Все это позволяет распространить на современное государство Израиль термин "Апотропус". Еще хуже то, что, если Гисин и его группа "билуйцев" были добровольцами, то меня и прочих русских отправили на стадион в районе Петах-Тиквы принудительно, без нашего согласия, и удерживали там силой, заставляя работать, как невольников, под присмотром полицейский и надсмотрщиков. Во время обеденного перерыва полицейские повезли меня и одного из арабов к одному из них домой, где производился ремонт, и, под страхом избиений, заставили таскать тяжеленную плитку для пола на четвертый этаж без лифта. Издевательства надсмотрщиков-израильтян, не позволявших нам разогнуть спины и поднять головы, и это — под сжигающим палестинским солнцем, которое для нас, непривычных к такому климату, было убийственным, и это — без опыта и привычки к такого рода труду.

26 августа 1882 года Гисин жалуется, что из восемнадцати человек только 8 действительно работают. И, если бы не арабы, хозяева магазинов, продававшие им продукты в долг, колонисты умерли бы с голоду. Из еды — только хлеб, виноград, а на обед фасолевая похлебка. На ужин — только чай, больше ничего. Самое характерное: спор вокруг чая и табака. На общем собрании поступило предложение вместо чая и табака покупать продукты, могущие сделать рацион колонистов более калорийным. Лидеры долго сопротивлялись этому, но потом уступили, и 13-го сентября чай и табак были запрещены… но не для всех. Привилегированные члены общины продолжали курить и пить чай у всех остальных на глазах. Вот она, еврейская справедливость.