Ящер-3 [Hot & sweaty rex]

— День и ночь. В отчете о землетрясении тебе просто рассказывают про ущерб, который уже был нанесен. А в отчете об урагане… короче, смотри.

Синоптик — он же метеоролог — стоит перед картой с показаниями радара, указывая на клубящиеся белые массы в нескольких сотнях миль к востоку от Доминиканской республики.

— Ураган Алиса может причинить тяжелые разрушения, если она решит пойти к берегу, — говорит он, рассуждая о погодной системе как о тяжеловесной тетке, пытающейся на мелководье выбраться из каноэ. — Алиса сейчас всасывает массу теплых Атлантических вод и набирает весьма серьезную мощь. Давайте взглянем поближе…

Внезапно картинка дает крен и переворачивается, крутясь так, как телевизионные изображения вообще-то не крутятся, особенно когда экран имеет больше шестидесяти дюймов по диагонали. Компьютерный эффект устраивает зрителям прогулку по самому сердцу урагана непосредственно к оку Алисы. Такая прогулка, понятное дело, совершенно бесполезна, если не считать того, что телестанция должна оправдать бюджетные вливания на технологические новинки. Кроме того, какой-то придурок в соседней комнате может поздравить себя с удачным написанием программы.

Затем на всеобщее обозрение выдаются цифры: ветер силой в 89 миль в час гонит Алису на запад со скоростью в 15 узлов, подход ее к берегам Доминиканской республики ожидается в пределах ближайших трех-четырех суток, и все это согласно тринадцати из двадцати шести возможных компьютерных моделей.

— Девять других моделей направляют Алису немного севернее, — продолжает синоптик, — а три — чуть южнее. Последняя модель разворачивает Алису на юго-запад, проводит ее вокруг мыса Доброй Надежды и обрушивает на Индию. Однако мы полагаем, что в данном случае произошла компьютерная ошибка.

Норин улыбается, а ее нога тем временем крепко прижимается к моей, контур ее фальшивой, но плотной ляжки с легкостью прослеживается под юбкой.

— Вот видишь? Отчет об урагане — совсем не про то, какой ущерб уже был нанесен. Он про те разрушения, которые последуют, если только все пойдет как надо. Или как не надо. Здесь речь о возможностях.

Она откидывается на спинку дивана, негромкий вздох слетает с ее губ, и на долю секунды мы возвращаемся в мою детскую спальню — на кровати постельное белье с картинками из «Звездных войн», на стене плакаты с рок-группой Rush, a мы собираемся заняться своим делом. Спина Норин точно так же выгибается, мои руки скользят ей под лопатки, наши тела прижимаются друг к другу, губы сливаются…

Но тут я опять оказываюсь на диване — и здесь уже только мы с Норин, да еще синоптик, который все трендит себе про погоду. Остальные люди Джека с дивана исчезли.

— Похоже, особой симпатии я тут не вызываю, — признаюсь я.

— А как ты думаешь, почему?

— Народ обычно не доверяет тем, кого он не знает, — говорю я. — Все боятся неведомого.

Норин прыскает.

— То есть эти парни тебя боятся?

— Очень может быть.

— Значит, Винсент, вот каким ты стал с тех пор, как я последний раз тебя видела? Тем, кого боятся?

Я поворачиваюсь к Норин и закидываю правую ногу на диван, чтобы сидеть с ней лицом к лицу.

— Знаешь, не думал, что наш разговор пойдет вот так.

Она прикидывается шокированной:

— Как, ты ожидал разговора?

— Ты знаешь, о чем я говорю.

— Уверена, что не знаю. — Норин играет по полной программе — теперь я могу это видеть. Конечно, она стала старше и мудрее, и я задумываюсь, не имеет ли крах наших отношений некую связь с созданием этой более крутой, но и более грустной женщины. В ее словах постоянно присутствует подтекст гнева, хотя Норин старается этого не выдавать. Та пара пощечин у лифта — между прочим, следы ее ладоней по-прежнему горят на более чувствительных частях моей фальшивой шкуры — была тщательно спланированной разрядкой и ничем больше.

— Послушай, — начинаю я, пытаясь найти переход в более нормальный режим разговора, — мы могли бы весь день сидеть тут и темнить…

— Отлично, — перебивает Норин. — Давай.

Но меня не так просто сбить с панталыку.

— Или мы могли бы уйти отсюда и с этим покончить. У тебя на меня зуб.

— Уверяю тебя, ничего такого.

— Значит, был зуб. С того самого дня на автобусной остановке, когда…

— Нет-нет, — снова говорит Норин и прикладывает палец к моим губам.

— Тяжело говорить, когда ты так делаешь, — бормочу я.

— В этом-то вся и идея.

Я чую Хагстрема раньше, чем его вижу, и мои плечи мгновенно напрягаются. Он скользит под бок к Норин и с непринужденностью первоклассного соблазнителя обнимает ее за голые плечи. По мне буквально прокатывает волна рыцарского духа, и я вскакиваю с дивана, готовый защищать честь Норин…

Но тут она наклоняется и его целует. Это требует повторения: она его целует. А я застываю перед диваном в полусогнутом положении, с занесенной для удара рукой, дьявольски напоминая бронзовую статую какого-нибудь дискобола, по которой случайно проехал каток.

Норин отрывается от губ Хагстрема и пристально на меня смотрит. Вид у нее почти такой же смущенный, как и у меня после лицезрения их с Хагстремом нежного поцелуя.

— Ты знаком с Нелли? — спрашивает она. — Мы помолвлены.