Игры этой я не понимаю и понимать не хочу. Там игровая площадка примерно в сотню футов длиной и в тридцать шириной. Целая банда ловких игрочишек шустрит по этому двору с огромными черпаками, швыряя маленький мячик в дальнюю стену. У этих ребят есть шлемы и наколенники, а поскольку все это контактным видом спорта не выглядит, я заключаю, что зловредный мячик летает с дьявольской скоростью. Всюду вокруг меня азартные зрители сжимают свои билеты, точно гарантию личной безопасности, пускают корни и мечут икру, только бы их игрок увернулся, пульнул или там плюнул — в общем, сделал то, что в этой игре обычно делают для победы.
Но я ищу не игрока в пелоту — я ищу коня.
— Привет, Стюха, — говорю я, бочком пододвигаясь к знакомому мне чистопородному скакуну, сидящему в ложе VIP y самой игровой площадки.
Однако этот крупный, уважаемый на вид джентльмен с козлиной бородкой и замшевыми заплатами на локтях пиджака — не иначе профессор одного из самых престижных университетов Новой Англии — едва на меня смотрит.
— Простите, друг мой, — произносит он с заметным бостонским акцентом, — но меня зовут… не Стюха.
— А пахнешь ты точно как Стюха, — говорю я, подхватывая тот запах взбитого яичного желтка. — Если точнее, ты пахнешь как Стюха, окативший себя с ног до головы каким-то долбаным одеколоном, чтобы не пахнуть как Стюха. Черт, и как ты только эту вонищу выносишь!
— Правду сказать, — отзывается профессор, — я просто не знаю, о чем вы говорите.
— Ясное дело, не знаешь, — говорю я, похлопывая приятеля по спине. — Извини, что время отнял.
— Ничего страшного, — вежливо отвечает он, снова обращаясь к своей пелоте. — Всего хорошего.
— Всего-всего. — Я делаю несколько шагов дальше по проходу, а затем резко разворачиваюсь и ору: — Н-но, Стюха, н-но!
Натренированная за многие годы скачек реакция срывает Стюху с места. Он спохватывается за миллисекунду до скачка в передний ряд и оседает обратно на сиденье, тревожно озираясь, чтобы проверить, не заметил ли кто-то его резкого старта.
С широкой ухмылкой на лице я возвращаюсь назад.
— А как насчет того, чтобы я тебя сейчас Ломаным Грошом назвал?
Профессорская наружность претерпевает разительную перемену. Руки трясутся, и Стюха дрожащим голосом начинает меня умолять:
— Только не здесь. Пожалуйста, только не здесь.
— Ну-ну, ты это брось, — говорю я ему, стараясь не выводить его из равновесия. Стюха как минимум вдвое крупнее меня, и я совсем не хочу, чтобы он со страху на меня здесь обрушился. — Лучше посмотри на меня. Внимательно.
Стюха с трудом сглатывает слюну и бросает на меня взгляд, но его глаза от этого осмысленней не становятся.
— Да это же я, — говорю я. — Тот самый парень, который хвост тебе спас. — Еще какое-то время Стюха ни во что не врубается, точно я говорю по-марсиански, но затем свет вдруг вспыхивает у него на веранде.
— Ну да, да, — подталкиваю я бывшего коня. — Вот именно. Ты уже вспомнил. Ипподром, конюшня — те головорезы, которые тебе распад-порошок на хвост насыпали…
И внезапно Стюха начинает откровенно рыдать, зарывая лицо в ладони. К счастью, другие зрители так захвачены поединком двух игроков в пелоту со столькими согласными в их фамилиях, что без целой охапки базилика не выговоришь. Тем не менее, если он в таком духе продолжит, они непременно заметят. Толпе очень тяжело не обращать внимания на 350-фунтового ребенка в самой своей гуще.
— Это было ужасно, — хнычет Стюха. — Просто ужасно…
— Знаю. Я ведь тоже там был. Но послушай, теперь с этим покончено…
— Ах, те головорезы…
— Ты теперь в полной безопасности, — заверяю я его. — Их всех уже нет.
— Нет?
— Померли.
— Все?
— Кроме одного, — говорю я. — Идем, я тебя хот-догом угощу.
Стюха разводит руками, затем вытирает лицо и выжимает слезы из козлиной бородки.
— Вообще-то я типа начос люблю.
О господи, еще один!
— Отлично. Пусть будет начос.
Мы находим на втором этаже точку калорийного питания и садимся за столик, откуда Стюха смог бы наблюдать за играми, на которые он сделал ставки. Он тут же сообщает мне, что его хвост превосходно зажил — доктора в больнице имени Джексона славно о нем позаботились.
— А знаешь, — говорю я Стюхе, пока мы оба наблюдаем за тем, как один из игроков в пелоту аж на стенку карабкается, только бы достичь нужной точки для удара по мячу, — ведь тебе исчезнуть полагалось.
Стюха пристыженно смотрит себе в тарелку, не решаясь встретить мой пристальный взгляд.
— Я знаю.
— И это для твоего же блага.
— Я знаю, — повторяет он.
— И для моего. Ведь я сказал им, что ты мертв, что я с тобой покончил. А если ты показываешься на люди, это типа бросает тень на мое заявление, тебе не кажется?
Стюха кивает и тянет себя за отвороты пиджака.
— Но ведь я эту новую стильную личину себе достал. Уверяю вас, никто меня в ней не узнает.
— Угу, — отвечаю я. — Кроме меня, верно?
Стюха быстро находит изъян в своей логике.
— Да. Верно. А как вы меня нашли?