Яростный горец

Каким же идиотом он был! Впрочем, он им и остался. Всякий раз, когда Куином овладевала ярость, он чувствовал, как растет сила Аподату. Еще немного, и он полностью окажется в его власти. И вот тогда начнется настоящий ад. Потому что, став игрушкой в руках своего бога, он окажется в полной власти Дейрдре и станет покорно выполнять ее приказы.

Куин был уверен, что братья рано или поздно явятся ему на выручку, и молил небеса лишь о том, чтобы это случилось до того, как он станет послушной марионеткой в руках Аподату и Дейрдре. Сердце подсказывало ему, что если это произойдет, то такая же судьба постигнет и его братьев. А Куин скорее умер бы, чем допустил это.

Не так давно в жизнь Лукана вошла Кара. И хотя она была смертной, между ними вспыхнула любовь, о которой сам Куин мог только мечтать. Он не мог не заметить, как повеселел Лукан. Оставался еще Фэллон. Впрочем, он тоже изменился. В последнее время старший брат бросил пить. Ему даже удалось ненадолго дать волю своему богу ради того, чтобы спасти Кару.

Единственный, кто нисколько не изменился, был он сам, с горечью подумал Куин. Он не заслуживал того, чтобы судьба дала ему второй шанс. Из-за его отсутствия в нужный момент погибли его жена и сын. А ведь он мог спасти их. Потом он раз за разом подводил братьев… Куин не хотел этого, так уж получалось.

«Ну так не сдавайся! Борись! Не дай своему богу завладеть тобой!»

Легче сказать, чем сделать. А то, что Куин хорошо понимал: от этого зависит вся его жизнь, – ничего не меняло.

На его цепи было наложено заклятие, державшее их постоянно натянутыми, – этим они отличались от тех, в которые его поначалу заковала Дейрдре. А поскольку избавиться от них Куину было не под силу, единственное, чем он мог занять себя, это бороться со своим богом.

Глубоко вздохнув, Куин постарался смирить душившую его ярость, загнать поглубже свирепого бога. Ему пришлось пережить несколько мучительных минут, прежде чем тот, сдавшись, слегка притих. Правда, ненадолго.

Куин попытался что-нибудь разглядеть. Дейрдре всякий раз уносила с собой свечу. Но с другой стороны, для чего ему свечи, когда он видит в темноте как кошка? Ему не требовался свет, чтобы понять: его кожа утратила свой черный цвет, когти и клыки исчезли, а глаза вновь выглядели нормально.

На этот раз ему удалось справиться с Аподату, но делать это с каждым разом становилось все труднее. И к тому же, вернув себе человеческий облик, он окажется беззащитен. А в том, что нападение неизбежно, Куин не сомневался.

Затаив дыхание, Ларина ждала, когда Фэллон нагнется, чтобы прижаться губами к ее губам. Она смотрела в его зеленые глаза и чувствовала, что вся дрожит от радостного предвкушения. Таких глаз Ларина не видела ни у кого. В них читалось безмерное одиночество, но где-то в самой глубине разгорался голодный огонь.

К собственному удивлению, Ларина вдруг почувствовала ответный голод. Ей вдруг безумно захотелось, чтобы Фэллон ее поцеловал.

Ощущая жар его тела, Ларина внезапно забыла обо всем: о Дейрдре, о нависшей над ней опасности, даже о Свитке, который поклялась охранять. Все, о чем она могла сейчас думать, был мужчина, грудью прижавший ее к двери.

Но в тот момент, когда его губы почти коснулись ее собственных, он вдруг резко оттолкнул ее в сторону и с проклятием распахнул дверь. Изумленная Ларина захлопала глазами – она-то считала, что он чувствует то же самое.

И тут тишину прорезали пронзительные крики. Ларина высунулась в коридор. Все жители замка уже проснулись и были на ногах.

Подобрав пышные юбки, Ларина устремилась туда, откуда неслись вопли, и на полдороге к главному залу услышала скрипучий визг виррана, который невозможно было спутать ни с чем.

– Нет… – прошептала она, со всех ног бросившись туда.

Неужели кому-то из вирранов удалось пробраться в замок? Выходит, Дейрдре узнала о ней? Но как? Или, может, пришли за Фэллоном, лихорадочно размышляла она на бегу. Хотя сейчас это было уже не важно. Нужно как можно скорее уничтожить уродливую тварь, пока та не натворила бед.

Добежав до коридора, ведущего к главному залу, Ларина была вынуждена остановиться, чтобы протолкаться сквозь толпу выбегавших оттуда перепуганных людей. Потом она услышала, как кто-то выкрикнул ее имя, и, обернувшись, увидела Малькольма, локтями прокладывавшего себе дорогу в толпе. Тревога в его голубых глазах лучше всяких слов говорила о том, что сбылись ее худшие страхи. Итак, Дейрдре все-таки нашла ее.

Пустив в ход силу, которую она до сих пор тщательно скрывала, Ларина отшвырнула в сторону тех, кто оказался у нее на пути, и протолкалась в опустевший главный зал. Там уже не было ни души – во всяком случае, так ей показалось вначале. Ларина обежала взглядом зал и онемела, увидев опередившего ее Фэллона, – застыв посреди зала, он не сводил с виррана глаз. Мерзкая тварь, прижавшись всем телом к стене, висела под самым потолком.