– Через Санкти-Петри проложен мост. Возле него стоит генерал Сайас с четырьмя батальонами. У него приказ не пускать никого из города за реку.
– Вы уже говорили, но зачем останавливать вас?
– В городе есть люди, которых называют affrancesados, – объяснил Гальяна. – Знаете, что это значит?
– Они за французов.
Гальяна кивнул:
– К сожалению, таковые имеются и среди офицеров гарнизона. Генерал Сайас должен останавливать тех, кто хочет поступить на службу к противнику.
– Да пусть бы уматывали. Меньше лишних ртов.
– А вот британцев он не останавливает.
– Это вы мне тоже говорили, и я обещал помочь. На кой черт вам понадобился приказ от этого болвана Муна?
– В моей армии, капитан, человек не может просто делать то, что ему хочется. На все необходим приказ. Теперь у вас есть приказ. Так что вы можете с чистым сердцем перевести меня через реку, а потом уж я найду свою армию.
– А у вас есть приказ? – спросил Шарп.
– У меня? – удивился Гальяна.
Над гладью залива разлетелся глухой звук выстрела – это напомнила о себе одна из тех мощных французских мортир, что стояли на Трокадеро. Шарп повернулся, чтобы посмотреть, куда упадет снаряд, но взрыва так и не дождался.
– У меня приказа нет, – признался испанец.
– Тогда почему вы уходите?
– Потому что французов нужно разбить, – с неожиданной горячностью ответил Гальяна. – Испания должна освободиться! Сама! Мы должны драться! Я не могу сейчас ходить на танцы, как ваш бригадир. Генерал Лапена ненавидел моего отца и ненавидит меня, он не хочет, чтобы я получил возможность проявить себя в бою. Вот почему меня оставили в городе. Только я не собираюсь здесь отсиживаться. Я пойду сражаться за Испанию. – Торжественность последних слов смягчила очевидная искренность чувства.
Облачко дыма от пролетевшего снаряда проплыло над заливом и растворилось где-то над болотами. Шарп попытался поставить себя на место испанца. Смог бы он с такой же страстью заявить о готовности сражаться и отдать жизнь за Британию? Пожалуй, нет. Шарп дрался потому, что это хорошо у него получалось, а еще потому, что чувствовал долг перед своими людьми. Вряд ли они обрадуются приказу. Да и кому захочется расставаться со ставшими знакомыми тавернами Сан-Фернандо и отправляться туда, где стреляют? Тем не менее приказ есть приказ.
– Я… – начал он и вдруг замолчал.
– Что?
– Ничего.
Шарп уже собрался было сказать, что не может заставить солдат заниматься не своим делом. В конце концов они выполнили задание и имеют полное право вернуться в полк, который сейчас в сотнях миль отсюда. Сам Шарп пошел бы с Гальяной, если бы знал, что встретится с Вандалом, но то было личное. Вот только как объяснить все испанцу? В любом случае в чужой армии ему делать нечего. Пожалуй, он переведет Гальяну через мост, но если не обнаружит там союзной армии, то вернется с парнями назад. У испанца есть лошадь, и ему будет легче отыскать своих, чем пешим стрелкам.
– Так вы рассказали Муну о своем желании драться?
– Я сказал, что хочу присоединиться к армии генерала Лапены и что, если со мной будут британцы, Сайас не посмеет меня остановить.
– И он просто так взял и написал приказ? – недоверчиво спросил Шарп.
– Не просто, – признался Гальяна. – Ему нужно было кое-что от меня, и он согласился удовлетворить мою просьбу.
– Ему было от вас что-то нужно, – задумчиво повторил Шарп и улыбнулся, поняв вдруг, что именно. – Вы представили его вдове, не так ли?
– Вы не ошиблись.
– Бригадир – человек богатый. Очень богатый.
Шарп швырнул еще один камешек. Что ж, Катерина сумеет обобрать его до нитки.
Генерала Лапену сэр Томас застал в нехарактерном для него бодром настроении. Для штаб-квартиры испанский командующий выбрал деревенский домик, а поскольку день выдался солнечный и двор был защищен от северного ветра самим домом, Лапена распорядился накрыть стол на чистом воздухе. Вместе с ним сидели три адъютанта и плененный у Вехера французский майор. Перед ними стояли блюда с хлебом, фасолью и бобами, сыром и ветчиной, а также каменный кувшин красного вина.
– Сэр Томас! – обрадованно воскликнул Лапена. – Не желаете ли присоединиться?
Генерал знал, что шотландец говорит на испанском, но предпочитал французский – в конце концов, именно на этом языке общаются европейские джентльмены.
– Кониль! – Сэр Томас был настолько зол, что не стал утруждать себя любезностями. Спешившись, он бросил поводья ординарцу. – Вы хотите идти на Кониль? – Вопрос прозвучал как обвинение.
– А, Кониль! – Лапена щелкнул пальцами, подзывая слугу, и сделал знак принести из дома еще один стул. – У меня есть сержант из Кониля. Любит рассказывать, как там ловят сардин.
– Почему Кониль? Вам сардин захотелось?
Испанец грустно посмотрел на сэра Томаса.
– Вы уже познакомились с капитаном Бруаром?
Француз, сдавшийся под честное слово и сохранивший таким образом за собой право носить саблю, был худощав, высок и имел умное лицо с немного водянистыми глазами, прятавшимися за толстыми стеклами очков. Поднявшись из-за стола, он вежливо поклонился британскому генералу.
Сэр Томас как будто и не заметил пленного.