Ярость отцов

Первый же разряд небесного электричества ударил в Робота – прямо в броненакладку, что протянулась от левого колена до плеча. Угодил аккурат туда, где краска облупилась, и из-под неё вычурно – эдаким чёрным иероглифом – проступила грунтовка. Большая молния разделилась на множество малых, охвативших сверкающей сеткой клешни-манипуляторы, поршни гидравлики и вполне себе человеческую голову, спрятанную под шлемом. За считанные мгновения Робот сгорел заживо. И никто не мог ему помочь: ни я, кинувшийся к нему, ни Голован, ухватившийся меня за руку и не позволивший прикоснуться к умирающему сидельцу… Суставы Робота окончательно заклинило, так что он не упал – ни сразу, ни потом, когда наступила смерть. Бедолага возвышался памятником самому себе, пока не скрылся от нас за пеленой вьюги.

Стиснув зубы и что там у кого, мы двигались вперёд, надеясь, что нас не постигнет участь почившего товарища.

Ветер грозился сбить нас с ног, а потом, толкая по стеклу, разогнать до такой скорости, чтоб мы взвились в ту густую воющую взвесь, что звалась недавно атмосферой. Если ветер хоть чуть усилится, впору дать буре имечко. Как бы её назвать? Максимка – в мою честь? Нет, слишком нескромно. Патриком? Велика честь для пацана. Да и чего давать буре мужское имя? Пусть зовётся Миленой. Бушует точь-в-точь как моя бывшая супруга.

Каждый шаг через силу.

Каждый – как последний.

Развлечения ради – а что ещё делать в пути, когда из-за воя ветра не то что с кем-то поговорить нельзя, себя не услышишь?! – я представлял, как это: прогуляться по равнине без скафа, без защиты. Бодряще, наверное. Ибо ни одна самая густая шуба не устоит перед напором стихии, промораживающей всё вокруг, не позволяющей ни единой крупице снега задержаться на отполированной до зеркального блеска пустоши. Не прикрывай забрало моё личико, щекам и носу грозило бы обморожение четвёртой степени быстрее чем мгновенно!..

В снежной круговерти видно было не далее чем на расстояние вытянутой руки, потому-то мы с Патриком шли, крепко ухватив друг дружку за плечо. Позади, бросив чоппер, от которого в данных условиях толку было чуть меньше, чем никакого, шли Рыбачка с японкой. Гордей – глупец! – даже обрадовался, когда стихия только-только обозначила свои намерения. Ведь у него появился повод облапить спутницу, которая не очень-то обиделась бы, поступи он даже неприличней и – без причины. Парочку одиночеств из двух разных миров с нами соединял стальной тросик, взятый из ЗИПа мотоцикла. Тросик обвивал мою поясницу и поясницу Гордея. Старые друзья опять в одной связке. Как умилительно!

За нами выстроилась кавалерия – так с подачи Рыбачки мы стали величать воинство крысозавров. Нашим союзникам видеть дорогу совсем необязательно, они воспринимают реальность отнюдь не глазами, которых у них попросту нет, но иными, неизвестными нам рецепторами.

И тут – внезапно! – буря закончилась. Только что во фронт дуло так, что шагу не ступить, и вот – тишина. Да такая, что сразу ясно стало – не к добру это, ой не к добру!..

Тучи рассеялись, растворились в небесах, будто и не было их вовсе.

Впереди заметно возвышался над равниной шпиль Цитадели, укрывающей в своих недрах Ярость Отцов. Ничто более не стояло у нас на пути, всё, куда ни кинь взгляд, просматривалось на многие километры. Чисто, ровно, ни бугорка, ни препятствия! Иди и бери, тащи и спасай мир! Неужели мы дошли?! Мы у цели! Почти что добрались!..

Вот именно, что «почти». А оно, как известно, не считается.

– Патрик, притормози. Осмотреться надо, – велел я сыну.

Рыбачка да японка с нами в одной сцепке, так что тоже погодят. Заметив, что мы остановились, встал и Голован, который всё это время держался от нас справа.

А вот крысозавры, увидав Цитадель, – или почувствовав, что она уже близко – словно дети малые обрадовались, хвостами завертели и помчались вперёд, стремительно обтекая нас с флангов.

– Эй, стойте! – крикнул я. – Надо осмотреться! Стойте!

Куда там! Кавалерию уже было не остановить. Крысозавры ведь столько лет мечтали отомстить путникам, и вот они, лучшие из лучших своего народа, после многих испытаний и смертей – у самой Цитадели. Так разве можно замедлиться хоть на чуть-чуть?..

А может, верно? Чего я испугался? Нормально же всё. Напридумывал себе…

Стекло перед самым резвым крысозавром метрах в тридцати от нас преобразилось – над гладкой поверхностью вспухли полуметровые шипы, заострённые кверху. Союзник попытался сбавить ход, вильнул в сторону, хотел зацепиться хвостом за горизонталь…

Увы, он ни на миг не смог отсрочить неизбежное.

Лапы его проскользнули между шипов, но тело наткнулось на острое со всего маху, с разгону – и чешуйчатая защита не выдержала, с хлопком – звонко! – лопнула, разодралась, повиснув на кончиках шипов драными клочьями. Нанизанный крысозавр затрепыхался, брызгая кровью и разевая пасть в немом крике. Даже не будь пробиты жизненно важные органы, даже нацепи на него собратья новую защиту, он уже был обречён – наглотался отравленного воздуха.

Но поразило меня вовсе не это.

Отряд не заметил потери бойца!