Ярость и страсть

Мне же, после того что я тут услышала, самой хотелось застрелиться. Мир сверкающих эстрадных звёзд померк в моих глазах, и я поклялась отныне сразу выключать телевизор или радио, если услышу голос Семы или фамилию продюсера Голубева. А газеты так просто буду рвать в мелкие клочки и топтать ногами.

— Ну что ж, — заговорил наконец Виктор, — в твоих словах есть доля смысла. Люба говорила, что у тебя там как у Петра Первого, это правда? — Он похотливо посмотрел Евгению между ног.

— Да что там Пётр Первый! — чуть не зарыдал от счастья тот, заёрзав на диване. — Гораздо больше, клянусь! Двадцать восемь сантиметров, самый большой в Москве, наверное! Люба сама говорила, что таких никогда не видела ещё! Да ты возьми и сам посмотри, Витечка. — Он с угодливым видом приподнял бедра. — Жаль, что не могу ширинку расстегнуть, падла! Тебе понравится, зуб даю…

— Ладно, ладно, — Виктор скромно отвёл глаза, — верю, дурашка. Бог с тобой, живи. Только… — он посмотрел на меня, — я её сам убью, а ты мне бумагу напишешь с признанием, будто ты это сделал. Пусть будет на всякий случай.

— Согласен, — не моргнув глазом, пролаял Евгений. — Только руки развяжи.

Виктор развязал ему руки, тот сходил наверх, принёс лист бумаги с ручкой и стал быстро писать, боязливо поглядывая на ружьё. Я сидела и думала, что было бы, знай он, что оно не заряжено…

— А мы на эту девчонку, — разглядывая меня, словно я уже была трупом, продолжил немного погодя, засовывая бумагу в карман, Виктор, — все убийства свалим. А что, все сходится. Скажем, что злобная фанатка убила сестру Ольгину из ревности по ошибке, чтобы её место занять. Потом Любу задушила зачем-то. А саму Ольгу Сема прикончил, ему уже дело шьют. Когда меня следователь допрашивал, я сказал, что видел только, как из гримерной вот эта крошка выбегала. Про тебя ничего ему не сказал, как чувствовал прямо. Так что мы с тобой перед законом чисты, мой сладкий. А вахтёршу какие-то бандиты убили. Молись, девочка…

Он навёл на меня ружьё и опять взвёл курки.

— Постойте, — улыбнулась я, — можно один вопрос перед смертью?

— Ладно, спрашивай.

— Как вам удалось выпутаться из моих трусиков?

Виктор сразу преобразился.

— Если бы ты знала, сколько таких вещиц я порвал зубами на их хозяйках, то не спрашивала бы. Тем более что твои были далеко не самого лучшего качества.

— Как?! — опешила я. — Вроде в фирменном магазине покупала, в Чехии!

— Вот сволочи, — сокрушился Евгений, — и там халтура! Кстати, тебе не кажется, дорогой, что она слишком спокойно себя ведёт?

— Это потому, — хихикнул тот, — что она думает, будто ружьё не заряжено. Наивное дитя! Смотри. — Он переломил ружьё, и я увидела в стволах две латунные гильзы с капсюлями. — Из коробки в карман вывалились.

Теперь мне стало не до шуток, я начала лихорадочно искать выход. Оба стояли за столиком напротив меня, сидящей на диване, взведённое ружьё смотрело прямо мне в живот. Деваться было некуда, оставалось только, рискуя оставить российский суд без подсудимых, убить обоих мерзавцев или ненароком получить заряд дроби в живот. Ни того, ни другого мне не хотелось. И тут случилось невероятное.

— Бросьте ружьё, гражданин Голубев! — раздался строгий голос босса от двери на веранду. — Или я прострелю вам руку.

Мерзавцы синхронно вздрогнули и повернули головы. Я тоже. Босс стоял, прислонившись к косяку, и целился из пистолета в Виктора. За спиной Родиона виднелись широкоплечие громилы в камуфляжной форме. Они целились из автоматов, мрачно глядя на преступников.

— Я никого не убивал, — пролепетал Евгений, поднимая руки. — Я даже пистолет выбросил по дороге сюда. Это все он, подлец. Я его знать не знаю…

— Ничего, в камере познакомитесь, — проворчал босс и поинтересовался:

— Ну так что, будем бросать или мне стрелять?

— Это была самооборона, — хрипло выдал продюсер и осторожно положил ружьё на столик. — Они меня убить хотели.

— Да, да, я в курсе, — усмехнулся Родион, входя в комнату. — Мы весь ваш милый разговор на плёнку записали.

Виктор стал серым, как тюремная стена, схватился за сердце и свалился на пол…