Ярость ацтека

В предместье Долореса мы увидели огромный виноградник: на протяжении многих акров лозы, ряд за рядом, словно змеи обвивались вокруг подпорок, оплетая натянутые между кольями веревки. Хотя официально было запрещено культивировать виноград, по крайней мере на продажу, однако многие обходили это правило, заявляя, что возделывают его исключительно для личных нужд.

Лизарди, разумеется, не преминул просветить меня на этот счет:

– Король объявил виноградарство в колонии вне закона, желая, чтобы у нас продавали только те ягоды, которые выращивают в Испании. Он боится конкуренции. Однако по всему выходит, что перед нами самый настоящий коммерческий виноградник. Посмотри на эти огромные чаны: они предназначены, чтобы давить ягоды. А бочки для брожения, должно быть, находятся внутри вон того здания.

И как раз в этот момент на дорогу вышла молоденькая, примерно моих лет, ацтекская девушка, державшая в руках ножницы для подрезания лозы.

Я приветствовал ее, совершенно забыв, что на мне монашеская ряса, а не шляпа кабальеро:

– Buenos días, señorita. Нам бы хотелось узнать, кому принадлежит этот виноградник?

– Он принадлежит нашей церкви. Nuestra Señora de Dolores, падре.

Церковь во имя Скорбящей Богоматери. Все ясно: Долорес, как и многие города Новой Испании, был назван в честь своей церкви.

Я внимательно рассмотрел девушку. На редкость красивая индианка: смуглая, с большими карими глазами, длинными темными ресницами и черными как вороново крыло волосами, спадающими до самой талии. Значительно выше своих соплеменниц, с удивительно стройными ногами и изящными руками.

Спешившись, я улыбнулся ей:

– Я не падре, прекрасная сеньорита, и, хотя принадлежу к монашескому ордену, не связан священным обетом целомудрия.

Ее глаза изумленно расширились, и я услышал, как Лизарди потихоньку застонал. Похоже, я опростоволосился. Но кто его знает, как положено общаться с женщинами этим вифлеемским братьям?!

Тут из здания вышел священник и торопливо направился к нам.

– Кто это, сеньорита? – поинтересовался я.

– Падре Идальго, настоятель нашей церкви.

Дон Идальго был немолодым человеком ростом чуть ниже меня, с крупными руками и ногами, покатыми плечами – обличья, в общем-то, заурядного, однако я с первого взгляда почувствовал в нем какую-то внутреннюю силу. Лысую макушку настоятеля церкви окружал венчик седых волос, брови у него были кустистые, нос прямой, а щеки, как у большинства священников, гладко выбриты.

Идальго был облачен в короткие черные брюки и черные чулки, сделанные из весьма сходного материала, свободного покроя куртку, тоже из черной ткани, и длинный плащ с капюшоном; на ногах у него были кожаные туфли с большими пряжками. Падре одарил нас широкой, радушной улыбкой.

– Добро пожаловать! Всегда приятно видеть членов вашего праведного братства. Мало найдется орденов, братья которых столь самоотверженно посвящают себя уходу за недужными, как вы, вифлеемцы.

Лизарди представил нас:

– Я Алано Гомес, а это Хуан Гарсия.

Лизарди настоял на том, чтобы, переодевшись монахами, мы назвались новыми именами, однако я сменил только фамилию. Христианское имя у меня и так было самым распространенным в колонии, и я рассудил, что ни к чему городить огород, рискуя лишний раз что-нибудь перепутать.

Справедливости ради следует признать, что хотя мы с Хосе все еще продолжали время от времени обмениваться едкими репликами, однако в целом ладили и неплохо дополняли друг друга. Грамотей Лизарди знал много такого, что можно выудить только из книжек, тогда как я лучше его разбирался в повседневной, практической жизни. А между прочим, сейчас, особенно если учесть, за кого мы себя выдавали, требовалось и то и другое.

Священник слегка сутулился, как и многие книгочеи, проводящие немало времени, склонившись над страницами. Взор его был пытливым и ясным, в глазах сквозили ум и любопытство. Похоже, этот человек привык много думать и анализировал все, с чем сталкивался на своем пути.

– Вы должны поужинать с нами, – заявил добрый падре, – и, конечно, переночевать у нас сегодня. Марина, сообщи домоправительнице, что у нас дорогие гости.

Мы с Лизарди пробормотали слова благодарности, выражая искреннюю признательность. Лично мне подобное предложение пришлось по душе. Как и у этого священника, у меня тоже был пытливый ум – в своем роде. Мне очень хотелось в ближайшую же ночь изучить поближе красавицу Марину, узнать, какова она в постели.

– Идемте, братья мои, и позвольте показать вам, каких успехов достигли мои индейцы.

Привязав лошадей, мы последовали за Идальго, причем я обратил внимание на то, как пристально ацтекская девица разглядывала Урагана.

– Ты разбираешься в лошадях? – спросил я, чтобы завязать разговор, ибо, разумеется, считал, что женщины уж точно в этом ничего понимать не могут. Меньше всего я опасался того, что эта красотка раскусит мой трюк с Ураганом.

– Немного разбираюсь, – кивнула Марина. – У нас с мужем было ранчо, а после того как он погиб, я некоторое время разводила лошадей сама. Разных – и упряжных, и верховых, и рабочих, и племенных жеребцов.