Ярость ацтека

Отец Ракель родился в Испании и происходил из почтенной старинной семьи, жившей в Толедо, городе на реке Тахо, неподалеку от Мадрида. Издревле, еще со времен Юлия Цезаря, Толедо славился своими несравненными клинками, и, кстати, именно в семье потомственных оружейников и родился отец моей невесты. Будучи младшим сыном, он отправился искать счастье в колонии и вскоре поверг в ужас всю свою родню, женившись на юной привлекательной ацтекской девушке.

Вот бедолага! Мало того что он взял в жены носительницу чужой крови, так еще и бесприданницу. Можно представить себе, как была шокирована его семья. Этот глупец женился по любви, хотя без труда мог бы обзавестись супругой из семьи гачупино или богатых креолов, а прелестную индианку просто оставить себе в качестве любовницы.

В колонии отец Ракель занялся продажей шпаг и кинжалов, изготовляемых в семейной мастерской, и хотя, как мне говорили, ему недоставало столь необходимых всякому настоящему купцу качеств, как скопидомство и беспощадная алчность, тем не менее капризная сеньора Фортуна ему почему-то благоволила. Вышло так, что, ссудив денег удачливым старателям, он стал совладельцем небольшого, но доходного рудника. Ну а подкрепив нежданно свалившимися деньгами связи, имевшиеся у его семьи в Испании, отец Ракель смог обзавестись и более доходным делом, получив лицензию на добычу и продажу ртути.

Sí, да, ту самую королевскую лицензию, которая была также основой и моего собственного состояния. Монопольное право на торговлю ртутью принадлежало королю, но казна этим не занималась, предпочитая продавать лицензии частным лицам. Более двух десятилетий Бруто являлся в Гуанахуато монополистом, но потом мы неожиданно столкнулись с угрозой лишиться своего исключительного положения.

– Плохи наши дела, – объяснял мне Бруто, – королевские агенты могут стравить нас друг с другом, заставив начать войну торгов: они набьют кошельки, а мы в результате полностью разоримся.

Под «войной торгов» мой дядя имел в виду вовсе не открытый аукцион, а тайное соревнование в даче взяток, mordida, или «кусков», которые перепадали сидевшим на хлебных местах чиновникам короны. Однако хитрец Бруто сумел избежать этой угрозы, договорившись о браке между семьями Монтес и Завала. Для общества эта помолвка казалась неслыханным скандалом – как может гачупино жениться на метиске? Однако финансовые соображения дядюшка явно ставил выше престижа.

Когда он сообщил мне об этом, я тоже поначалу испытал потрясение, настоящий шок. В то время Изабелла еще не переехала в Гуанахуато – она прибыла на следующий год, – так что дело тут было вовсе не в том, что меня хотели разлучить с любимой. Сердце мое тогда было еще свободно, но тем не менее меня охватила безумная ярость. Я почувствовал себя настолько оскорбленным, что даже спросил дядю, долго ли он рассчитывает прожить после того, как я перережу ему горло кинжалом.

Откровенно говоря, злость моя объяснялась не только смешанной кровью Ракель, но и тем, что в моих глазах она не выглядела такой уж красавицей. Правда, согласно весьма распространенному среди мужчин колонии мнению, женщины смешанной крови, то есть испанско-индейского происхождения, отличались прелестью и грацией, но я Ракель таковой не находил и видеть ее своей женой не желал.

Однако едва я начал было возражать дяде Бруто, как он мигом осадил меня.

– Ты ведь, кажется, любишь прекрасных лошадей? – спросил меня дядя. – Породистых коней, которым позавидовал бы и герцог? Самые лучшие, роскошные наряды? Игру в карты, дорогие вина, заморские сигары? Я уж не говорю про шлюх, с которыми ты и твои приятели проводите чуть ли не каждую ночь! Скажи мне откровенно, muchacho, мальчик мой, неужели ты и вправду предпочел бы стать погонщиком мулов? А ведь если лицензию отдадут отцу Ракель, тебе только и останется, что ковыряться в навозе!

Аy de mí! Конечно, подобное падение было для меня немыслимо, так что пришлось согласиться. Ну а раз уж я согласился, то решил узнать свою будущую жену получше, хотя при браке по сговору желание узнать невесту поближе до брачной ночи могло быть истолковано как весьма неблагоразумный шаг.

Надо отдать должное Ракель: хотя она и не обладала теми достоинствами, которые я ценил, однако была одаренной девушкой, на мой взгляд, даже слишком одаренной и образованной, ибо была обучена не только вести домашнее хозяйство и угождать мужу. Она изучала литературу, искусства и науку: знала математику, музыку, историю и даже философию. Короче говоря, все то, что я от души презирал.

– Я не мыслю себя без книг и сама пишу стихи, – заявила мне Ракель, когда во время моего первого визита мы с ней гуляли в саду. – Я прочитала сочинения сестры Хуаны, Кальдерона, Моратина и Данте, изучала Ювенала и Тацита. Я играю на пианино и переписываюсь с мадам де Сталь, которая живет в Париже, прочитала эссе Мэри Уолстонкрафт «Защита прав женщин»: она доказывает, что существующая система образования намеренно делает нас беспомощными и неспособными. А еще я...

– ¡Ay María! – Я перекрестился.