Ярость ацтека

Я хотел выведать об этом отвратительном заговоре больше, но, когда и после двух кувшинов вина не услышал почти ничего нового, заключил, что Лизарди уже выложил мне все, что знал. Единственная дополнительная деталь, которую мне удалось вытянуть из Книжного Червя, заключалась в следующем: убийцам было обещано целых сто тысяч песо. Сумма просто фантастическая, настолько огромная, что вице-король не посмел обнародовать размер вознаграждения: не хотел, чтобы люди догадались, насколько он боится падре Идальго.

Но и помимо этого Лизарди рассказал немало интересного.

– Венегас издал указ, согласно которому каждый, кто выступит против его законной власти, будучи захвачен в плен, подлежит расстрелу в течение часа.

– Он что, даже не даст никому возможности оправдаться и доказать свою невиновность?

– Все эти разговоры о милосердии, невиновности и тому подобном бессмысленны. Пеоны смертной ненавистью ненавидят всех испанцев без разбора, и если кто-то из них еще не участвует в восстании, значит, может присоединиться в будущем. Так что вице-королю не откажешь в логике. Однако есть и другой указ: всем повстанцам, перешедшим на сторону властей, обещано прощение.

Я криво усмехнулся. S'i, вице-король с удовольствием дарует мне прощение, а потом, с еще большим удовольствием, как только падре потерпит поражение, отправит и меня, и всех, таких же, как я, на виселицу.

– Ты знаешь о призыве падре, не так ли? – продолжал Лизарди. – Слышал про клич Долорес и про так называемую Реконкисту? А знаешь ли ты, почему это так страшит креолов и гачупинос? Когда Кортес завоевал страну ацтеков, он уничтожил их власть, их религию, даже их культуру, оставив индейцев без книг и школ, я уж не говорю об отобранных землях, изнасилованных женщинах и привезенных из далекой Европы болезнях, которые унесли девяносто процентов населения.

Лизарди воззрился на меня, его лицо выражало одновременно отвращение и ужас.

– Хуан, что будет с нами, если они победят?

Мне требовалось срочно покинуть город, чтобы предупредить падре о возможности заговора с целью убийства, а также сообщить ему о приготовлениях к обороне Мехико и передвижении вице-королевских войск.

Я спешил вернуться к нему и к нашей революционной армии, оставив позади столицу, охваченную растерянностью и страхом.

96

В середине дня, проделав немалый путь, я встретился с нашей армией в Куахимальпе. Тот, кто читал историю покорения Нового Света, знает, что Куахимальпа относилась к так называемым «старым» областям. Само название появилось еще до Конкисты, когда этой территорией владели сменявшие одна другую индейские империи, было по происхождению ацтекским и, как уверяла Марина, имело какое-то отношение к деревьям. Скорее всего, так оно и было, ибо горы Лас-Крусес, нависавшие над долиной Мешико, густо поросли лесами. Тут издавна рубили для нужд города древесину, а здешние источники питали акведуки, снабжавшие столицу водой.

Идальго, Альенде и другие генералы заняли гостиницу и прилегавшие к ней здания. Обычно тут останавливались на ночлег пассажиры дилижансов, следовавших через горы из Мехико в Толуку и обратно.

Когда я приблизился к аванпостам нашей армии, небо затянули облака. Свежий, чистый, прохладный воздух взгорий несказанно бодрил. До чего же приятно было после пары дней, проведенных среди запахов городских отбросов, выгребных ям и чадящих очагов, наконец-то вздохнуть полной грудью. Поднявшись на склон, я повернулся в седле и посмотрел на Мехико. И как раз в этот момент, словно нарочно, пробившийся сквозь облака луч солнца вдруг заставил город засиять туманным золотистым свечением, похожим на отражение свечей, горящих на золотом алтаре. Вы прекрасно знаете, что Хуан де Завала сроду не был набожным человеком, однако, клянусь, в мгновения, подобные этому, проникаясь сверхъестественной красотой Божьего мира, я был способен ощутить Его прикосновение.

Мехико стоял на месте разрушенного до основания великого языческого города Теночтитлана, его соборы и резиденция вице-короля находились там, где прежде высились храмы ацтекских богов и дворец Мотекусомы. И вот сейчас я, как когда-то давно первые конкистадоры, со страхом и изумлением издалека взирал на прекрасный город. Я прошел с повстанцами сотни миль, не раз сиживал у лагерных костров, строил с друзьями планы, шпионил для падре и невольно, сам того не желая, проникся заботой о нашей армии и о судьбе революции.

Помню, однажды, когда мы с Ракель обсуждали грозивший обрушиться на Мехико ураган огня и пламени, она рассказала мне древнеегипетскую легенду про птицу Феникс. Про совершенно удивительную птицу, чье пение столь же несказанно прекрасно, как и ее облик. В каждую эпоху живет только одна такая птица, и хотя срок ее жизни исчисляется веками, он тоже рано или поздно подходит к концу. Когда настает время, она сгорает в своем гнезде, сгорает дотла, но из ее пепла рождается новая птица Феникс, которой предназначено жить уже в иную эпоху.