Ярость ацтека

Я не стал говорить Касио, что видел, как Роза занимается с графиней любовью, решив сохранить это в тайне в память о Карлосе. Его мать и так лишилась сына. Так стоит ли усугублять горе старушки известием о предательстве дочери... совершенном ради похотливой наперсницы.

– То, что мы знаем об их планах, серьезно помешает французам, – промолвил Касио. – Они затеяли основательную попытку захватить Жерону, применив военную хитрость: хотят сделать вид, будто настроились на затяжную осаду, а затем предпринять внезапный штурм, сосредоточив на этом участке крупные силы.

– Но теперь они могут просто изменить свои планы, – заметил я.

Касио покачал головой.

– Не так-то это просто. Император строго следит за любыми передвижениями войск, несмотря на то что находится далеко, а наши партизаны постоянно прерывают коммуникации. Его генералы будут вынуждены выполнять действующий приказ, пока не получат новый, отменяющий предыдущий. Кроме того, Юбер ни за что не сознается, что у него похитили портфель с документами: Наполеон расстреляет его за такое ротозейство.

– Ну хорошо. А что ты собираешься предпринять теперь, когда знаешь про Жерону?

Жерона была крупнейшим городом, находившимся между Барселоной и французской границей, осажденным и до сих пор героически отражавшим все атаки захватчиков.

– Предупредить их. Император приказывает французской дивизии присоединиться к войскам, уже ведущим осаду, и объединенными силами захватить Монтъюик, ключевой пункт обороны. Нам необходимо предупредить защитников о намерениях врага. Мануэль Альварес, командующий обороной города, знает, что Жерона неизбежно падет, но время работает на нас: каждый день, который войска захватчиков проводят у ее стен, дает нам выигрыш, уменьшая боевые возможности Наполеона на остальной территории полуострова.

Затем Касио заявил, что ему нужно сообщить новости своим командирам, и отбыл в соседний дом, где они квартировали, оставив меня в одиночестве. Я был весьма признателен ему за возможность избавиться от чьего-либо пригляда. Свидетели мне не требовались, ибо помимо депеш, которыми французские командиры в Каталонии обменивались со своим императором, я обнаружил в портфеле Юбера два весьма заинтересовавших меня бархатных мешочка, которые и открыл, как только Касио ушел. В одном оказалась россыпь чудесных драгоценных камней: рубинов, сапфиров и алмазов. Нетрудно было догадаться, откуда они взялись: французский командующий вымогал подношения у предавшей родину знати и имел долю с добычи своих войск, которые вовсю мародерствовали в Испании.

Во втором мешочке обнаружился еще более приятный сюрприз: роскошное золотое ожерелье, усыпанное крупными сверкающими алмазами. В прилагавшейся записке говорилось, что это подарок новой супруге Наполеона, австрийской принцессе Марии-Луизе, от Годоя, впавшего ныне в немилость премьер-министра. Годоя удерживали в плену во Франции, вместе с испанской королевской семьей, но он все-таки ухитрился послать Наполеону этот дар, вне всякого сомнения надеясь снискать его расположение. Некогда ожерелье принадлежало королеве Испании, носившей то же имя, что и нынешняя супруга французского императора, – Марии-Луизе Пармской.

Я сунул оба мешочка за пазуху, под рубаху. Теперь королевские сокровища принадлежали кабальеро – l'epero – плуту и мошеннику по имени Хуан де Завала, и я их честно заслужил. Зря, что ли, я рисковал жизнью, имея дело с двумя порождениями ада в женском обличье, с французской армией и с безжалостными, помешанными на убийствах партизанами, а также с тюремщиками, альгвазилами, святой инквизицией, вице-королем Новой Испании и прочими безжалостными гонителями, стараниями которых мои карманы сделались столь же пустыми, как и мое дьявольски черное грешное сердце?

Я отхлебнул бренди прямо из кувшина, поздравляя себя как с успешно завершенной миссией, так и с обретенным богатством.

Дверь отворилась, и вошел Густо, помощник Касио.

– Где Касио? – спросил он.

– Пошел искать тебя и других командиров, – ответил я.

Тут я заметил, что Густо по какой-то причине явно сильно нервничает, глаза его лихорадочно обшаривали помещение.

– В соседней комнате кто-нибудь есть? – вдруг осведомился он ни с того ни с сего.

Я с показным радушием поднял кувшин с бренди: его напряженная поза и тон, каким был задан вопрос, заставили меня насторожиться.

– Присоединяйся, давай отпразднуем мой успех.

Он ухмыльнулся.

– Я как раз затем и пришел, чтобы лично тебя поздравить.

С этими словами Густо выхватил клинок. Я запустил в него кувшином, и, хотя попал не в лицо, а в плечо, мой противник промахнулся и лишь задел мне бок, вместо того чтобы наколоть на вертел, словно свинью. Я пнул его в живот, и тут внезапно прогремел выстрел. В маленьком помещении он прозвучал подобно раскату грома.

Густо повалился на колени и рухнул лицом на пол, из горла у него хлестала кровь. Я воззрился на Касио, который как раз в этот момент появился в дверном проеме. Вождь повстанцев шагнул внутрь, вытащил из-за пояса второй пистолет и выстрелил Густо в затылок.

– Еще один французский шпион? – полюбопытствовал я.