Ярославский мятеж

О том, что это был отнюдь не единственный самосуд, свидетельствовал позже полковник Б. Веверн. Годы спустя, уже находясь в эмиграции, он обрисовал картину расправ: «Попавших в руки восставших комиссаров, разного рода советских дельцов и их пособников стали свозить во двор Ярославского отделения государственного банка. Здесь творилась кровавая месть…, расстреливали без всякой жалости». Эта цитата широко использовалась в советской историографии, но обычно со ссылкой на эмигрантскую газету «Возрождение» (Париж, номер от 3 июля 1933 г.). О массовых расправах над большевиками и красноармейцами говорил руководитель военно-революционного комитета Северных железных дорог И.Н. Миронов: «После ликвидации восстания обнаружено в одной могиле полуживыми зарывали белыми бандами истерзанных, насколько помню, 126 трупов товарищей, имена многих не установлены, и, кроме того, ночью и утром в первый день восстания, а затем и в последующем было арестовано большое количество (не менее 350) большевиков и сочувствующих, в большинстве рабочих, и посажено в тюрьму». Кроме того, о расстрелах, происходивших на волжской набережной, близ здания, где сейчас располагается Управление Северной железной дороги, вспоминал фельдшер военного госпиталя С.В. Никитин: «Рядом с ним, на одной из пристаней расстреливали красных пленных и всех подозрительных, расстреливали пачками, десятками. Мертвых бросали в Волгу. Убитые потом всплывали. Их вылавливали из воды окрестные крестьяне и хоронили. Но сельских жителей больше интересовала одежда убитых – гимнастерки, брюки, поясные ремни».

Впрочем, не надо полагать, что в этом кровавом противостоянии какая-то из сторон была «белой и пушистой». Еще до того, как была официально объявлена политика «красного террора», газета «Правда» опубликовала такой призыв: «В Ярославле убиты восставшими белогвардейцами Доброхотов[2]… Закгейм… Нахимсон… Убиты самые стойкие, испытанные борцы пролетарской армии… Товарищи ярославцы! мы ждем от вас ответа: сколько сотен гадов и паразитов истребили вы за эти три драгоценные жизни наших друзей? Поп, офицер, банкир, фабрикант, монах, купеческий сынок – все равно. Ни ряса, ни мундир, ни диплом не могут им быть защитой. Никакой пощады белогвардейцам!» Когда появились первые пленные белые текст телеграмм, шедших из Москвы, был предельно откровенным: «Не присылайте пленных в Москву, так как это загромождает путь, расстреливайте всех на месте, не разбирая, кто они. В плен берите только для того, чтобы узнать об их силах и организациях».