Ярослав Мудрый

Рогнеда внешне смирилась. Ласки ненавистного насильника-мужа, да его дорогие подарки, да честь и поклонение от окружавших ее слуг и рабынь - казалось, это все, что оставила для нее жизнь. Но пошли дети - радость и забота любой женщины, неизменное воздаяние за перенесенные муки. Как всякая мать, Рогнеда должна была обрести счастье в своем многочисленном потомстве. Впрочем, по обычаю русичей, сыновья недолго оставались возле нее. По достижении трех или четырех лет их забирали из покоев княгини и, совершив обряд постригов (ритуального обрезания пряди волос, означавшего превращение дитя в отрока), препоручали заботам «кормильца» - дядьки-воспитателя, назначавшегося из числа ближних бояр князя, иногда его родственников. А вот девочки большей частью оставались возле матери и могли по-настоящему скрасить ее далеко не беспечальную жизнь. Ярослав, кажется, оставался при матери дольше других своих братьев, значительно превысив установленный обычаем срок. На это были свои причины, и мы поговорим о них чуть позже.

Уже после заключения брака и рождения первых детей Рогнеда испытала новое тяжкое потрясение, виновницей которого на сей раз была сама. Летопись рассказывает об этом так.

Вскоре после рождения Рогнедою сына Изяслава, Владимир взял себе новых жен и стал проводить время с ними. Рогнеда вознегодовала за то на своего супруга. Однажды, когда тот пришел к ней в опочивальню и уснул на супружеском ложе, она решилась на убийство. Сильная и страстная натура, она, вероятно, не могла и не хотела принимать жизнь такой, какая досталась ей; она ничего не забыла и ничего не простила - ни старых обид, ни новых унижений. Рогнеда уже занесла нож над спящим князем, но ту Владимиру случилось проснуться. «И схватил он ее за руку; она же сказала ему: "Опечалена я, ибо отца моего ты убил, и землю его полонил меня ради, и вот ныне не любишь меня с младенцем этим". И повелел ей Владимир обрядиться во все убранство цесарское, словно в день свадьбы, и воссесть на постель светлую, чтобы, придя, убить ее. Она же сделала так и вложа в руку сыну своему Изяславу обнаженный меч, и научила его: "Когда войдет отец твой, выступи и скажи ему: отец или ты думаешь, что один здесь?"» И вошел Владимир, и произнес Изяслав эти слова. И отвечал Владимир ему: «А кто думал, что ты здесь?» «И опустил меч свой, и созвал бояр, и поведал им обо всем. Бояре же сказали ему: "Уже не убивай ее ради дитя сего, но восстанови отчину ее и дай ей и сыну своему". Владимир построил город, и отдал им, и нарек имя городу тому - Изяславль…»1

Когда произошли эти драматические события? В летописи мы не найдем ответ на этот вопрос. Но обратим внимание на то, что Изяслав, старший сын Рогнеды (по крайней мере, так полагал летописец), пребывал при матери, находился в ее опочивальне. Следовательно, он еще не вышел из младенческого возраста. В то же время Изяслав оказался в состоянии удержать в руках тяжелый отцовский меч и произнести внятную фразу, обращенную к отцу. Наверное, можно предположить, что ему было не менее трех или четырех лет (но вряд ли и больше). Рогнеда стала супругой Владимира зимой или весной 978 года. Значит, «предславинская драма» относится, скорее всего, к 982-983 годам.

Но если так, то летописец не вполне прав, говоря, будто княгиня уже тогда навсегда удалилась в Полоцкую землю вместе с сыном. Владимир вряд ли оставил ее своим вниманием, и, очевидно, Рогнеда и позже одаривала его детьми. Она покинула князя (причем также не по своей воле) лишь после того, как Владимир принял крещение и взял в жены византийскую царевну Анну, сочетавшись с ней христианским браком (это произошло в 989 году).

Сохранением жизни и мужниным прощением Рогнеда была всецело обязана своему малолетнему сыну. Подняв по указке матери руку на своего отца и обнажив против того меч (хотя бы даже лишь прикоснувшись к нему), Изяслав принял на себя преступление матери, даже усугубил его, но тем самым спас Рогнеду от княжеского гнева. Наказание Владимира и «приговор» бояр были обращены уже прямо к нему - Владимир осудил своего сына, «выделил» его, то есть изгнал из своего рода, предоставил ему особый удел - наследство его деда по матери Рогволода. Отныне потомки Изяслава - «Рогволожьи внуки», по выражению летописца, - не будут признаваться наследниками Владимира, потеряют права на Киев и «Русскую землю», довольствуясь своим Полоцком.

Но вот вопрос: появился ли к тому времени Ярослав на свет? Ведь он тоже был Рогнединым сыном2. И на этот вопрос мы можем ответить лишь предположительно. Дело в том, что дата рождения Ярослава (хотя она и приводится во многих изданиях, в том числе словарях и энциклопедиях) нам в точности не известна.