Источники позволяют предположить, что в Древней Руси были школы двух видов. В одних (при монастырях) готовили церковнослужителей. В них преподавали чтение, письмо, пение, богословие. Школы высшего типа, кроме того, для «лучших людей детей», давали знания по философии, риторике, грамматике. Но, очевидно, самым распространенным было индивидуальное обучение. Летопись под 1030 г. сообщает: «Преставился Иоаким, епископ Новгородский, и был у него ученик Ефрем, который нас учил греческому языку». О широком распространении индивидуального обучения говорят многочисленные находки берестяных грамот, найденные в Новгороде, Смоленске и других городах. На бересте писали купцы, горожане, крестьяне. Эта повседневная переписка раскрывает самые различные стороны жизни Великого Новгорода. Учебные тетрадки мальчика Онфима (вторая половина XIII столетия) дают нам представление о системе обучения в Древней Руси. На одном «листе» записи букв и слогов: БА ВА ГА ДА ЖА… БЕ BE ГЕ ДЕ ЖЕ… БИ ВИ ГИ ДИ ЖИ и т. д… свидетельствуют о слоговом принципе обучения. На другом листе записана традиционная формула: «Господи, помози (помоги) рабу своєму Онфиму», рисунок зверя и подпись «Я – зверь». На третьем кусочке бересты рядом с рисунками человечков сделана запись из долгового документа: «На Домире възяти доложзиве». Знал мальчик и числа, набрасывал на бересте начальные фразы богослужебных молитв и песен. Свои надписи на изделиях ставили гончары. На голоснике в новгородском Софийском соборе мастер расписался «Стефан пел» (писал). Иногда эти надписи носят своеобразный, символический характер. Так, у горлышка глиняной амфоры XI столетия киевский мастер сделал надпись: «Благодатна полная корчага сия».
Надо полагать, что просветительская деятельность Ярослава продолжилась и в Киеве. В Софийском соборе при изучении граффити (бытовые надписи, нацарапанные на стенах и сосудах) обнаружен целый ряд надписей, указывающих на то, что софийские дьяки обучали грамоте прихожан. Один из учеников написал на стене: «Пишан писал в дьяки ходи выученики». В помещениях собора есть и другие надписи и рисунки, сделанные служками или учениками. Возможно, при Андреевском монастыре существовала специальная женская школа, где, как писал историк В. Н. Татищев, «младых девиц обучали писанию, також ремеслам, пению, швению и иным полезным ремеслам».
Принятие Русью христианства, естественно, должно было сопровождаться притоком на Русь книжности, разъяснявшей и развивавшей его основные положения. Такая литература приобщала население к более высокой, по сравнению с языческой, христианской культуре. Христианская книжность на первых порах не только расширяла умственный горизонт древнерусского писателя и читателя, но и знакомила его с новыми общественными, нравственными и юридическими понятиями, содействовала усвоению более передовых форм гражданского общежития. Одновременно она пополняла и тот запас средств словесного выражения, который уже имелся в русском языке.
Языческая Русь точно так же, как и другие страны, приобщившиеся к христианству, должна была воспользоваться уже выработанными и устоявшимися видами церковно-христианской литературы. Без знания такой литературы невозможны были укоренение и распространение нового вероучения и нового мировоззрения. Таковыми являлись библейские книги Ветхого и Нового Завета и примыкавшие к ним апокрифические сказания. К ним относились произведения житийной (агиографической) литературы; религиозно окрашенные исторические хроники, излагавшие исторические факты в свете церковно-христианской морали, а также сочинения по вопросам мироздания и устройства вселенной. Обязательными являлись сочинения отцов церкви, посвященные вопросам христианской догматики и морали, и др. По своему происхождению это была в основном литература, созданная или оформившаяся в Византии и в переводах распространявшаяся на Руси. Сличив рукописные евангелия XII века с различными местами Св. Писания, приводимыми Нестором в летописи, с напечатанной в Москве или Киеве Библией, можно убедиться, что русские в XI и XII столетиях имели один и тот же ее перевод. Мы знаем, что Библию несколько раз исправляли: при Константине, волынском князе, в XVI веке, при царе Алексее Михайловиче, Петре Великом и Елизавете Петровне. Однако ж, несмотря на многочисленные исправления, состоящие исключительно в отмене некоторых слов, этот перевод сохранил, так сказать, свой начальный, особый характер, и ученые справедливо признают его древнейшим памятником славянского языка.