Ярослав Домбровский

В июне 1871 года Балашевич-Потоцкий доносил: «Сюда прибыл из Парижа полковник Лавров»; он, по словам царского агента, «не отчаивается и надеется, что дела еще поправятся». Другое донесение содержало такую фразу: «Почти все поляки в Париже имели участие в Коммуне. Многие перебиты, арестованы, но другие еще на свободе и готовятся к, новой революции». «Интернационал, — говорилось в третьем донесении, — старается употребить поляков и русских для развития пропаганды в России, Галиции и Дунайских княжествах». В июле в Петербург пришло еще одно донесение: «Сочево[46] уехал в Шотландию, но за ним Давыдов послал приглашение прибыть в Лондон, где имеет быть при разрешении [от бремени] жены известного бандита Домбровского. Брат убитого Домбровского в Лондоне и получил пособие от Давыдова, который, как видно по его расходам, состоит агентом революционной партии и получает от них деньги».

На благородном деле помощи вдове Домбровского пытались, между прочим, нажить себе политический капитал деятели, стоявшие в стороне от Международного товарищества рабочих и даже враждебные ему. Известно, в частности, что Ле-Любе, исключенной в 1866 году Из Интернационала за интриги и клевету, пытался использовать это дело в качестве предлога для саморекламы и дешевых эффектов, чем вызвал письменный протест Т. Домбровского. Этот протест был оглашен Марксом на заседании Генерального совета Интернационала.

Весьма любопытно наблюдать, как в данном вопросе пришлось изворачиваться царскому агенту. В июне 1871 года, желая угодить начальству, Балашевич-Потоцкий донес: «Жена известного Ярослава Домбровского с детьми прибыла сюда и находится в последнем месяце беременности без средств к жизни; обращалась к нам, но мы отказали по поводу участия ее мужа в Коммуне». В октябре следующего года под давлением общественного мнения агенту пришлось изменить позицию. «Жена Домбровского с детьми, — доносил он, — оставила Лондон, и мы снабдили ее деньгами на проезд, хотя это стоило нам значительной суммы. Но это не останется внакладе, и влияние наше увеличилось». Гнусность поведения Балашевича станет еще более очевидной, если учесть, что примерно в то же время он разными ухищрениями старался расстроить попытку Теофиля Домбровского опубликовать документы своего погибшего брата, а раздобытую каким-то образом редчайшую фотографию, на которой генерал Коммуны запечатлен сразу же после смерти, поспешил отослать в Третье отделение.

Пелагия Домбровская вместе с тремя сыновьями Петром, Вацлавом и Ярославом в 1872 году выехала из Лондона на родину — в Галицию. С 1880 года она почти безвыездно жила в Кракове, зарабатывая преподаванием французского языка сначала в различных пансионах, а позже — в Первой женской гимназии. Те, кто наблюдал ее в эти годы, вспоминают о ней как об очень интеллигентном и отзывчивом человеке с разносторонними интересами, квалифицированном преподавателе и хорошем педагоге. С двумя сыновьями Домбровских — Ярославом и Вацлавом — произошло несчастье: оба они в юношеском возрасте покончили жизнь самоубийством. Старший сын, Петр, стал мелким чиновником, перед первой мировой войной и в межвоенный период он жил в Жешове. Его сын и внук генерала Коммуны — Ромус Домбровский, по имеющимся сведениям, в годы гитлеровской оккупации находился в Варшаве; о дальнейшей его судьбе ничего не известно.

Борьба за добрую память Домбровского не кончилась в 70-х годах прошлого века. Она продолжалась и в последующие десятилетия. Реакционеры, националисты так или иначе преуменьшали его историческую роль и принижали его личные достоинства, а несколько поколений революционеров и прогрессивных людей более или менее успешно мешали их фальсификаторским ухищрениям. Окончательно правда о Домбровском восторжествовала лишь в последнее время, когда в народной Польше и в Советском Союзе появились книги, статья, публикации, освещающие его жизненный путь не только достаточно подробно, но и в полном соответствии с исторической действительностью.