И все же незамеченным пересечь площадь мне не удалось. Едва обогнув фонтан, в центре которого красовался памятник героям войны за объединение кланов, последовавшим за Виктором Римом (его статуя была установлена на соседней площади, возле входа в башню единства) в светлое будущее, я увидел двух констеблей в темно-синей форме, в тот же момент выруливших из-за поворота на площадь. Конечно же, они обратили на меня внимание, не могли не обратить. Один из них как раз собирался прикурить сигарету, зажатую в губах, и даже зажег для этого спичку, но увидев меня замер, позволяя слабому огоньку потухнуть в его руках. Я не был удивлен их реакции. Ведь разве мог не вызывать подозрений мужчина в потрепанной и мятой одежде, со странным белым существом на плече, который нервно озираясь по сторонам, быстро, да что уж там, почти бегом, пересекает безлюдную площадь в предрассветных сумерках? И это всего спустя какие-то десять-пятнадцать минут после прогремевшей в городе серии выстрелов, эхо которых, ручаюсь, добралось и сюда.
«Спокойно, Клиф, спокойно» – говорил я себе, усердно стараясь управлять своими ногами, не давая им перейти на бег.
Констебли не сводили с меня глаз и, обнаружив это, я постарался не смотреть на них, дабы ненароком не встретиться взглядами, что могло бы вызвать нежелательную реакцию с их стороны, такую например, как требование остановиться, которое, ни при каких условиях, я выполнить в данный момент не смог бы.
«Спокойно, Клиф. Ты почти у цели. Вот уже лестница».
Я стал быстро подниматься по гранитным ступеням, под пристальным взглядом констеблей. Вход в собор – две массивные створки двери высотой не менее четырех метров, обитые сталью – был окружен декоративными колоннами и покоился в углублении под арочным сводом, над которым красовалась ветвистая спираль, являющая собой символ данной веры и демонстрирующая цикличностью бытия. Путь к дверям я преодолел в гробовой тишине. На площади были звуки – шум фонтана, например, и стук каблуков моих ботинок о ступени, но я словно не слышал их, сосредоточившись лишь на том, чтобы не пропустить одного конкретного звука – голоса констебля, который меня окликнет. Что я собирался делать, если это случиться? Бежать в собор со всех ног, надеясь, что эти бравые ребята не успеют открыть по мне огонь.
Однако никто меня не окликнули, я, следовательно, не побежал, и мне в спину не прозвучало ни единого выстрела. Я просто преодолел эту чертову лестницу, никогда еще не кажущуюся мне такой длинной, и быстро шагнул в приоткрытые двери, оставляя недоуменных констеблей на площади.
«Едва ли они последуют за мной в собор» – решил я и на сердце слегка полегчало от этой мысли. Однако поселилась в нем и некая уверенность в том, что встреча с ними мне еще аукнется в самом ближайшем будущем.
В главном зале церкви пахло ладаном и воском. Здесь царила тишина настолько гнетущая, что любая старушка-библиотекарь могла бы лишиться чувств от счастья.
Окна в главном зале располагались лишь на втором уровне, который огибал зал длинным балконом. На первом же источниками света служили скопления свечей. Первым, на что бросался взгляд вошедшего, была огромная спираль, установленная в противоположном конце зала, и инкрустированная драгоценными камнями: изумрудами, сапфирами, рубинами и множеством других, названия которых я не знал. На витках спирали, шириной с три или даже четыре моих запястья, были выбиты имена каждого верховного клирика, когда-либо управлявшего этим собором а ныне почившего. Прямо перед спиралью возвышалась кафедра, с которой читались молитвы и велись службы. Слева от кафедры был установлен орган, самый большой во всем Адверсе, этим, а так же своим необычным звучанием, заслуживший себе место в десятке главных достопримечательностей Мистрейда.
Почти от самой двери и вплотную до кафедры тянулись два ряда длинных деревянных скамей для прихожан. Можно было пройти между ними, продвигаясь ровно по центру помещения и любуясь его широкими сводом расписанным историей сражения Властителя Циклов с демоническими бестиями – порождениями бездны, стремящейся разрушить устоявшийся порядок и ввергнуть вселенную в первородный хаос. Так же имелась возможность обойти зал справа или слева вдоль стены, пройдя за колоннами, поддерживающими балкон верхнего яруса, каждая из которых была уникальна, изображая лик и символизируя дела конкретного священника, который оставил след в истории церкви и внес значительный вклад в ее развитие.
Я пошел справа. Зал был абсолютно пуст, и от того казался каким-то зловещим, а звук моих шагов был в этой тишине подобен грому. Однако уже на подходе к кафедре, прямо за которой располагалась дверь, ведущая во внутренние помещения собора, мне на встречу вышел низкого роста и тучного телосложения клирик, пухлощекий и гладковыбритый, от чего его голова казалась почти идеально ровным шаром. На вид ему нельзя было дать больше двадцати лет. Он был облачен в простые черные одежды, без каких либо нашивок, и это означало, что молодой клирик находился на самой низшей ступени в церковной иерархии.