Эти невеселые мысли прервало неожиданное появление в моем поле зрения Теодора Стрикса. Он возник, будто из неоткуда, хвостах в десяти от меня. И, о да, его лицо носило отпечаток нашей недавней схватки. Огромный красный ожог спускался от левого глаза вниз по щеке к самой шее и скрывался под воротом черной рубашки. Глаз был на месте, оба глаза, которые взирали на меня с холодной злобой, буквально пригвождая к месту. Яркий зарычал, завидев Теодора, и засветился, что в свою очередь заставило гвардейцев, следующих за нами, отступить на несколько шагов назад и выхватить свои револьверы. Но меня, как и Яркого, они не занимали. Только Теодор Стрикс, который, словно и не обратив внимания на действия зверька, продолжал взирать на меня. Эта немая сцена продолжалась всего секунд десять-пятнадцать, но, клянусь, я был уверен, что вопреки приказам Вилорда, вопреки всякой логике, он кинется на нас, чтобы убить и смыть нашей кровью нанесенное ему оскорбление. Однако, этого не произошло. Теодор отвернулся и пошел прочь, словно ничего и не было.
– Спокойно, парни, – обратился я к заметно нервничающим гвардейцам с оружием в руках. – Вам ничего не угрожает.
– Пусть оно прекратит, – проговорил один, указав на Яркого.
Но зверек, по мере отдаления от нас Теодора, уже сбавлял свой гнев, и мне не пришлось его успокаивать.
Я заметил, что протез правой руки Теодора Стрикса был уже восстановлен, и это впервые за все время, проведенное на корабле, заставило меня задуматься над тем, сколько же дней прошло с нашей схватки в Рамзите.
«Мы в северном море, отплыли, значит из Порта-Серении – единственного порта на берегах Селении, способного принять судно вроде Парящей Лиссандры» – прикинул я, заодно припомнив, что Ника как-то обмолвилась про покупку Вилордом судна как раз в том порту – «А до Серении от Драгоса около пяти сотен лиг, и это если по прямой, как ни один поезд не едет».
Конечно, разумнее всего было предположить, что нас с Яркими доставили в Серению тропами Хаоса. Можно было так же предположить, что корабль был уже готов к отплытию, и Вилорд Стрикс ждал на судне, что у Теодора был запасной комплект протезов и под рукой мастер, способный их поставить. Но даже так от событий в Рамзите до отплытия должно было пройти не менее суток. Прибавив к этому еще три-четыре дня в пути, я получал суток пять, и это при самом лучшем раскладе.
Очень скоро продрогнув до костей и устав от напряжения, которое вызвало наше присутствие у людей на палубе, я спустился обратно в каюту, и более не выходил оттуда, вплоть то следующего утра, когда меня разбудил доктор Орсон.
– Доброе утро, мистер Марбэт, – поприветствовал меня он.
– Припыли? – спросил я, приподнимаясь на локтях.
– Да, мы прибыли к острову. Мне приказано осмотреть вас в последний раз, после чего проводить на палубу.
– В последний раз… – мрачно повторил я его слова.
– Ну да. На остров с вами я не поплыву. Так что, позволите? У нас не так много времени.
Я кивнул, и доктор принялся за осмотр.
Яркий, спящий у меня под боком, поднялся, зевнул и глянул на доктора.
– Это и есть ваша зверушка? Яркий?
– Да.
– Занятный.
Яркий, к моему глубочайшему удивлению, зашагал прямо к доктору Орсону и уставился на него своими фиолетовыми глазами.
– Ну, привет, чудная зверушка, – Орсон протянул Яркому руку, как тянут собаке, чтобы познакомиться. Я вспомнил, что так же тянул и сам в тот первый день нашего знакомства в подвале у доктора Киннера. И, как и со мной, Яркий вместо того, чтобы обнюхать протянутую ему руку, протянул лапку и дотронулся до пальцев доктора.
– А ты смышленый, малыш, да? – улыбнулся доктор.
Глядя на эту сцену, я подумал, что Яркий знакомится только с теми, кому доверяет. А доверяет он лишь тем, кто этого заслуживает, черт знает, как это определяя, но никогда не ошибаясь. На Теодора он рычал, как и на всех, кто хотел причинить ему зло, даже на Киннера, который хотел просто изучить его. Но доктор Орсон, по мнению Яркого, заслуживал доверия. Это наблюдение не могло не привести меня к логичной, вроде бы, мысли, что не все в этом мире делится на черное и белое. За все время своего бегства я привык считать Стриксов злодеями, всех Стриксов. Так было проще. Как еще я должен был относиться к людям, стремящимся меня убить? Но, в конечном счете, злодей лишь Теодор, питающий страсть к насилию, и Вилорд, позволяющий ему это в угоду своих целей. Но не все остальные. И доктор Орсон был живым тому доказательством.
– Я ведь совершенно не такой, каким вам меня описали, док, – сказал я, испытав вдруг страстное желание оправдаться перед этим человеком, словно был виновен в чем-то именно перед ним.
– О чем это вы?
– Я не люблю проливать кровь. И за оружие хватаюсь в последнюю очередь. Я писатель, не бандит, не вор, не убийца. Последние дни всё перевернули с ног на голову, многое произошло, и все же, я хочу, чтобы вы знали, что я совершенно другой человек.
– О человеке говорят его поступки, мистер Марбэт, – проговорил доктор, склонившись над моим бедром.
– Согласен. Но иногда, чтобы понять поступок, нужно знать его причину.