Японский парфюмер

Зависть, обыкновенная зависть, серая, как дохлая мышь, или старая паутина, звучала в голосе старика Добродеева…

* * *

…Я долго не могла уснуть в ту ночь. Вертелась как грешник на раскаленной сковородке. Буравила взглядом пространство. Занудная привычка расставлять все по полочкам давала себя знать.

— Ну как, довольна началом своей детективной карьеры? — спросил Каспар, который тоже, видимо, не мог уснуть и сгорал от нетерпения обсудить события дня.

— Какая там карьера, — скромно ответила я. — Знаешь, чего мне стоило напроситься в гости к этому… Ситникову! Неприятная все-таки личность. И опоздал в придачу. На два часа! Представляешь? Если бы не славный старикан… сидела бы под дождем. Консультант… всего-навсего! А я-то думала… А вообще довольна. Я познакомилась с тремя интересными людьми, получила разрешение осмотреть вещи Елены… кое-что узнала. Вечер прошел недаром.

— Давай излагай! — потребовал Каспар.

— Ситников опоздал, как ты уже знаешь, и меня приютил его сосед, Владимир Михайлович Ненахов, старый актер. Очень колоритная фигура. На пенсии, но продолжает играть, теперь не на сцене, а в жизни. Профессия накладывает свой отпечаток, и никуда тут не денешься. Это между прочим, он здесь ни при чем. Немного переигрывает. Пафос хорош для театра, а в жизни… сам понимаешь. Фальшь… в хорошем смысле этого слова, разумеется. Он мне понравился. Любопытен, не прочь сунуть нос в дела ближнего; болтлив; одинок; кокетлив. Играет роль… в зависимости от обстоятельств — добрый дядюшка, король Лир, деспот, Сальери… любую значительную личность, антураж позволяет. Умеет вытянуть из тебя то, что ты никому не собиралась рассказывать. Мастерски задает вопросы. Руководит ситуацией, владеет мускулами лица… в общем, актер. Интересно, почему он на пенсии? Хороший актер умирает на сцене. Здоровье? И еще что-то… был момент, когда он…

Мысль моя забуксовала, равно как и вообажение. «Bon mot» — удачное словцо, — как говаривала старушка-соседка в далекие времена моего детства. «Избегайте удачных ярлыков, их потом невозможно отодрать!» Я представляла себе человека с ярлыком, налепленным на лоб, и удивлялась. Мама сказала, что ярлык — это слово. Скажут, например, что человек дурак, и не отмоешься. Или еще… как назовешь корабль, так он и поплывет. Я, разумеется, не поняла, но запомнила. Старая дама была права — словом можно уничтожить человека, его репутацию, свести на нет любое начинание и высмеять любое доброе дело.

— Не отвлекайся! — одернул меня Каспар. — Ты сказала, был момент, когда он… что?

— Он сомлел ! Под занавес он сомлел.

Словечко «сомлеть » было лексической жемчужиной из словаря маминой троюродной сестры тети Нины. Тетя Нина была замечательна тем, что в слова и понятия вдыхала новый смысл. «Сомлеть » на ее языке значило не упасть в обморок или потерять сознание, но дать слабину, отказаться от борьбы или пуститься во все тяжкие.

— Васька из третьего подъезда опять сомлел , — говорила тетя Нина, закатывая глаза и с сожалением качая головой. И всем было ясно, что у Василия Зубина опять запой.

— У меня всегда была нечистая совесть, — повторяла она гордо и слегка обиженно. А значило это, что она, как совестливый человек, стеснялась брать с клиенток лишнее и всегда возвращала остатки. Тетя Нина была портнихой. — Не то что другие!

«Выпученные губы » — вспомнила я еще одно теткино выражение и в который раз пожалела, что не записывала ее перлы.

— Сомлел? Как это?

— Он стал как шарик, из которого выпустили воздух. Потерял интерес к беседе, постарел, даже сгорбился. Почему?

— Да мало ли почему! — фыркнул Каспар. — Устал! Вспомнил Елену, задумался о смысле жизни… Любил ее, жалел… Отвык от гостей!

— А может, ему что-то известно? Может, он догадывается, кто убийца?

— Ну так пойди и спроси.

— И пойду, и спрошу. Молчи и слушай дальше. Номер два — потрясающе интересный толстый человек, человек-колокольчик, спортсмен, журналист, катается на роликах, обставил американскую сборную по плаванию. Кто-то очень неглупый когда-то написал: «Болтаю, чтоб не сказать лишнего!» Так и господин Добродеев — болтает, но не выбалтывает, не говорит ничего лишнего, фильтрует базар. Свой в доску, сплетник, «балаболка», всеобщий друг-приятель. Завидует «старику» Ситникову. Умеет между прочим бросить маленький камешек в чужой огород — кому надо, поймет. Круглые глаза, честное пионерское лицо. «Физия», как говорит друг сердечный Юрий Алексеевич… — Я непроизвольно вздыхаю. — Честная пионерская физия. Вряд ли пользуется успехом у женщин. Еще один повод, чтобы завидовать «старику» Ситникову, который… пользуется?

И, наконец, виновник торжества — господин Ситников, Александр Павлович, дипломированный аудитор… чья жена Елена умерла, а за неделю до смерти позвонила мне и попросила о помощи. И что-то тут… не стыкуется. Жизнерадостная, ни в чем не знающая отказа, славная домашняя девочка, как сказал Добродеев, а я увидела ее другой — экзальтированной, в истерике… и еще одуряющий запах духов, и черная одежда… какой-то дешевый вамп!

— Не отвлекайся. Давай о Ситникове.