Янычары

– Аллах, поистине, не терпит несправедливости! – с такими словами Хасан Джури, худой и совершенно седой старец с дрожащими руками и неожиданно высоким, пронзительным голосом, обратился к новым своим ученикам. – Но справедливо ли устроен мир, в котором у одних есть все: гаремы и табуны лошадей, дворцы и дамасская сталь, ежедневные пиршества и увеселения, – а у других нет куска хлеба, нет молока в груди для своего младенца, – лишь высохшая, как камень, и давно заложенная земля, да долги – за воду, за арбу, лепешечнику, мяснику...

Между тем есть священная страна, где живут великие мудрецы, знания которых о мире, о законах природы, о прошлом и будущем необъятны. Поистине, у них нет ничего своего, все принадлежит всем, и они равны и свободны. Но разве не можем мы попытаться здесь, у нас, создать такую страну?..

***

Хасан Джури был мюридом Шайха Халифы, который, в свою очередь, следовал тарикату шейха Ала ад-даула Симнани, принадлежавшего к братству кубравийя. Наджм уд-Дин Кубра, «Величайший Шейх», создавший орден кубравийа , погиб в Хорезме в 1221 году, при вторжении монголов. Его мазар в Гургандже по сей день собирает вокруг себя мусульман.

Симнани учил, что качество «внутренней чистоты» (сафа), может быть дарованно Аллахом не только отдельному человеку, ищущему истину, но и целой общине; найдя верный путь, она может стать зеркалом, отражающим Бытие Божье. Хасан Джури полностью приял это учение. Он пребывал при мечети Сабзанара, центра округа Бейхак в Хорасане, и призывал своих мюридов – разорявшихся ремесленников и беднейших земледельцев, – скрытно, втайне от монгольских властей готовиться к вооруженному выступлению во имя справедливости. Хорасанские факихи обвинили его в тайной деятельности, а в 1335 г. Шейх Халифа быстро, легко, безболезненно а, главное, неожиданно для учеников оказался мертв. Главой созданного им братства аш-шайхийа стал Хасан Джури (позже по его имени оно стало называться ал-хасанийа); ему удалось привлечь в братство мелких землевладельцев и даже местную знать. Но пути сарбадаров скоро разошлись с дорогами суфиев: согласно хронике Хондамира, в 1342 г. сарбадарский эмир Масуд приказал убить шейха Хасана Джури...

Глупость

То, что людьми принято называть судьбою, является, в сущности, лишь совокупностью учиненных ими глупостей.

А. Шопенгауэр

Надеялась трава, что будет ей хорошо, когда она вырастет, но поникла позднее под тяжестью своей.

Аль-Фарадзак

– Какие же струны человеческого сердца ты избрал для столь удачной игры на них? – благодушно спросил Орхан, жестом руки приглашая Хайр уд-Дина к дастархану.

– Главная из них – поистине, глупость! – ответил Орхан, присаживаясь и протягивая руку к куску баранины. – Как сказал – и прекрасно сказал – мудрейший Низами из Гянджи:

Над халвой у печи гнутся многие люди,
Но халву – одному преподносят на блюде!

Это закон нашего мира! Но закон, который многим не нравится! Многие искренне и глубоко возмущены им! Эти праздные болтуны требуют Справедливости. Они описывают государство, где каждый получает по своему вкладу в общее дело. Но на деле они требуют лишь халвы – себе, ибо всякий склонен считать себя незаменимым, а в отношении к благам считают еще проще: что им нравится, того они и заслуживают. «Ведь я этого достоин!» – их любимое присловье.

Немудрено, что люди, слушающие этих болтунов, всегда возмущены, ибо на всех халвы никогда не хватает: ведь даже при «справедливом разделе» каждому достанется лишь помазать по губам, что возмущает их еще больше. И разве мы не вправе обратить возмущение этих пустозвонов себе на пользу, направив их гнев против наших врагов!

«...Справедливо ли устроен мир, в котором одним даны каменные дворцы и плодородные земли, стада овец и табуны лошадей, богатые одежды и блистающее оружие, – а у других есть лишь две руки и кетмень; солнце сожигает его спину, пот заливает глаза...», – с подвыванием, как мюдеррис, глумливо забормотал он. – Сколько ни повторяй эту лживую фразу, всегда находятся люди, для которых она обладает всей прелестью новизны и истины. Человек не меняется – и через сто, и через двести лет после того, как о нас прочтут поминальную хутбу, люди по-прежнему будут развешивать уши, услыхав эти слова!

– Но через пятьсот лет? Неужели мы оставим этот мир столь же глупым и злым, каким застали?

– Думаю, через пятьсот лет люди все же поумнеют! Ведь не зря трудятся муфтии и улемы, не зря пишутся книги!..

– Это легко определить! – заметил Орхан. – Скажи, прошло ли пятьсот лет с тех пор, как впервые в сердцах человеческих появилась эта мысль?