С тех пор как Мадина уступила его страсти, янычар не стал вести себя по-иному – самодовольно, высокомерно, равнодушно или грубо. Он говорил, что своей улыбкой она похитила его сердце, сидел у ног девушки и целовал ее руки, старался исполнять все желания черкешенки. Он был очень счастлив, но смертельно боялся потерять свое счастье. А еще Мансур понимал, что ему нужно сделать окончательный выбор между войной и любовью.
На исходе шестого дня янычар неожиданно заявил Мадине, что должен сходить в казарму. Она посмотрела на него так, будто он заговорил о чем-то непонятном и странном.
– Я вызову одного из своих… бывших товарищей и поговорю с ним, – испытывая неловкость, объяснил Мансур. – Мне и в самом деле пора решать, как жить дальше.
Мадина согласно кивнула, но он не понял выражения ее лица, на которое вдруг опустилась мрачная тень.
Мансур наклонился и поцеловал девушку, а потом неожиданно – он сделал это впервые, и черкешенка была потрясена! – осторожно коснулся губами лица ее ребенка.
– Только прошу, дождись меня! – Умоляюще произнес он.
Мадина легко провела рукой по его щеке и улыбнулась.
– Я никуда не уйду.
Мансур быстро шел по улице, не глядя по сторонам, а только прямо перед собой, не обращая внимания на снующих, как муравьев людей. Он испытывал странные чувства. Его душа парила в вышине, ощущая ненужность всего, что прежде составляло основу жизни, но мысли угнетали и жгли. Мансур понимал, что не может быть просто чьим-то возлюбленным, он должен быть кем-то еще. С самого раннего детства ему внушали, что он – янычар, воин, раб султана, объясняли, для чего он рожден, и теперь молодого человека терзало чувство опустошенности.
Вечерело. Темнота постепенно расцвечивалась желтыми точками огоньков, вдали колыхалось огромное сонное море, с высоты минарета раздавалось монотонное пение муэдзина.
Мансур вспомнил, как все эти дни они с Мадиной вместе совершали намаз. Такие мгновения сближали не меньше, чем телесная страсть. Сегодня ей придется помолиться одной.
Мадина долго ждала Майсура, но он не возвращался. Девушка не подозревала, что без него ей может быть так пусто и одиноко: у нее впервые зародилась мысль о том, что ей будет нелегко с ним расстаться, о том, что, возможно, не стоит возвращаться домой. Зачем обманывать Айтека, честно ли притворяться и делать вид, будто ее сердце не раскололось на две половины, что оно принадлежит только ему?!
Наконец Мадина решила лечь спать, но часто просыпалась от какого-то странного волнения. В какой-то момент ей почудилось, будто запахло дымом, и она тут же вскочила на ноги. В доме было темно и тихо. Мадина оделась и вышла в сад. Пахло не землей, листвой и далеким морем, а действительно дымом, запах был властный, навязчивый, тревожный и сильный, запах пожара. Девушка выбежала за ворота и посмотрела на горизонт. Там, над крышами домов, плыла, колыхалась и ширилась оранжевая завеса; красноватые отблески вспыхивали и гасли, словно кто-то рассыпал по небу уголья или все звезды вдруг превратились в гигантские рубины.
А потом она услышала грохот, грохот огромного барабана, долетавший с одной из смотровых пожарных вышек. Из соседнего дома тоже вышли люди и точно так же молча слушали барабанный бой и созерцали невиданное зрелище.
– Что это?! – Обратилась Мадина к стоявшей рядом молодой женщине.
– Мой муж сказал, это пожар в Эдикуле.[24]
– Далеко от нас?
– Близко. Потому я и боюсь, – дрожа, прошептала молодая женщина. Она вгляделась в лицо Мадины и спросила: – Вы наша новая соседка?
Девушка кивнула.
– Мы знаем, что Махмуд сдает этот дом, и видели, как вы с мужем поселились тут несколько дней назад.
– Если огонь приближается, надо уходить, – сказала Мадина.
– Мой муж пошел посмотреть, но до сих пор не вернулся, – испуганно проговорила молодая женщина.
– Я тоже пойду, – решительно заявила черкешенка и спросила соседку: – Не могли бы вы присмотреть за моим сыном? Я скоро вернусь.
Молодая женщина колебалась, тогда Мадина сняла с пальца перстень с жемчужиной, подарок Мансура, и подала ей.
– Это вам. Если вы не верите, что я вернусь за своим ребенком, то пусть это будет залогом того, что я приду, – резко произнесла она.
Мадина сходила в дом за Ильясом и отдала его соседке. Потом быстро набросила покрывало и побежала по улице. Запах дыма заставлял кашлять; Мадине казалось, что небесный свод пылает огнем, но живого пламени пока не было видно. Чем дальше она шла, тем чаще навстречу попадались испуганно мечущиеся люди. Многие вытаскивали из домов свой скарб, кое-кто убегал налегке.
Мадина решила повернуть назад. Было ясно, что надо как можно скорее покинуть этот квартал. Она слышала, как кто-то сказал, что пламя распространяется с бешеной скоростью. На самом деле в этом не было ничего удивительного. Стамбул всегда находился во власти сильных ветров, а основания даже каменных домов были деревянными; и огонь быстро находил себе пищу, переходя с одной балки или перекладины на другую. Даже небольшой пожар в считанные минуты приобретал катастрофические размеры.