Читаем Януш Корчак. Жизнь до легенды полностью

«Я сочинил короткий рассказик о воробьях, которых двадцать лет подкармливал, — напишет он в дневнике. — И поставил себе задачу реабилитировать мелких воришек. Но кто захочет всмотреться в убожество вши?

Кто, если не я?»[85]

Наш герой исписал два блокнота наблюдений за этими шустрыми птицами, мечтал написать о них книгу.

Воробьи, как известно, очень похожи друг на друга, так вот Корчак научился отличать и даже давал им имена. Чем приводил воспитанников в восторг.

«Дети имеют в мою комнату свободный доступ, — писал Корчак. — И каждый вечер непременно они стоят у открытого окна. Ребенку требуется движение, воздух, свет, — я согласен, но и что-то еще. Пространство, чувство свободы — открытое окно»[86].

Дети, воробьи… Красивая лирика.

Суть жизни — бесконечный груз забот, который разделить не с кем.

Ну разве что со Стефанией, которая всегда жила отдельно, в своей комнате.

Всегда. Тридцать лет.

Тридцать!

Подруга — не жена. Заместитель.

Настало время — познакомиться с ней поближе.

<p>Глава двенадцатая. Стефания</p>1

Биограф в растерянности.

Мужчина и женщина. Живут в одном доме три десятка —!!! — лет.

Делают одно общее дело.

В их отношениях существует все, что должно и может быть в отношениях между мужчиной и женщиной.

Кроме любви.

Тридцать лет… В одном доме… Одно общее дело…

Может быть, правильнее так: кроме любви? Вопросительный знак… То есть некоторое сомнение: была все-таки любовь или отношения ограничивались дружбой больше четверти века?

Не разобраться.

Да и стоит ли — через сто лет? Через век целый анализировать то, что главные участники истории вовсе не хотели афишировать. Даже если и было что…

Однако…

Однако факт взаимоотношений героя повествования с женщиной всегда важен для понимания героя.

Любовь или дружба? Дружба или любовь?

Не знаю… Не знаю… Не знаю…

Близким другом не был. Свечку, как говорится, не держал.

Но — факты, факты…

Факты ли?

Биограф в растерянности.

2

Итак, они встречаются на вечере памяти Марии Конопницкой. Вильчинская пригласила на вечер Корчака, предполагая предложить ему стать директором Дома сирот, которым на тот момент руководит она.

Корчак — писатель и врач. У него нет опыта ни в деле организации чего-либо, ни в педагогической работе. Тем не менее Стефа настаивает на том, чтобы детский дом возглавил именно он.

Почему? Непонятно. Существует ли в этом элемент какого-то личного отношения к Янушу Корчаку? Или просто Стефа своим женским чутьем поняла, что у Корчака все должно получится? Или ей очень хотелось быть рядом, быть ближе к этому человеку?

Нет ответа. Судите сами, дорогой читатель.

Однако обратим внимание еще раз: Стефания Вильчинская отдает свое дело и свою должность тому, у кого, если смотреть формально, нет никаких оснований ни принимать это дело, ни занимать эту должность.

На поэтическом вечере начинается совместная жизнь мужчины и женщины, которые формально никогда не стали семьей. Однако разлучить их смогла только война.

Стефа и Януш вместе въехали в Детский дом на Крахмальной в 1912-м. В 1942-м в газовые камеры Треблинки шло два отряда — один вел Корчак, другой — Вильчинская.

По сути, вместе — огромная часть жизни. Собственно, именно та часть жизни, когда человек реализуется и становится тем, кого потом помнят потомки.

Они были рядом.

Но поскольку — напомню — Корчак дал обет безбрачия и считал, что ребенок, родившийся у еврея, сразу становится рабом, Януш и Стефания не стали семьей.

Тридцать лет жили под одной крышей, но в разных комнатах.

Воспитанники знали: есть директор, пан Корчак, и его заместительница, пани Вильчинская. Ничего личного.

Правда, исследователь замечает, например, следующее:

«Отношения между Корчаком и Вильчинской, оставаясь уважительными и рабочими, временами напоминали супружеские. Так, Стефа покупала Янушу одежду и следила за его внешним видом, а когда он болел — ухаживала за ним. Однажды Корчак был простужен, после общего обеда он встал и направился к выходу, но Стефа закричала „Стой, стой!“ и побежала следом за ним.

— У вас есть носовой платок?

Корчак порылся в карманах и обнаружил, что там пусто.

— Но вы же простужены! Вот, возьмите мой! Вы как малый ребенок!»[87]

Но все равно ведь непонятно: напоминали супружеские или были таковыми?

Загадка…

3

Корчак писал, что первый год в Доме сирот был для него самым трудным в жизни.

Он придумал своим воспитанникам интересную, насыщенную, полезную жизнь. А она им не пришлась по душе.

Вольные люди — беспризорники, сироты. Им тяжко следовать правилам дисциплины. Становится неинтересно, когда приходится делать не то, что хочется, но то, что необходимо. Вообще, трудное это дело: вольному человеку оказаться в стае.

Как известно, в любом учреждении тряпки, щетки и ведра прячут, чтобы их было не видно. В Доме сирот Корчака все эти «аксессуары уборки» всегда ставились на самое видное место, как бы подчеркивая: чистота здесь очень важна, и никто не стесняется того, что с нею связано.

Детям не нравилось убираться и мыть пол. А кому нравится? Корчак не хотел их заставлять, но — как быть? Если не заставлять, никто ничего не будет делать.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Адмирал Советского Союза
Адмирал Советского Союза

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.В своей книге Н.Г. Кузнецов рассказывает о своем боевом пути начиная от Гражданской войны в Испании до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.Воспоминания впервые выходят в полном виде, ранее они никогда не издавались под одной обложкой.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии