Янтарное море

«Дорогой Вилкс и все друзья! Мы потрясены случившимся, но рады благополучному исходу дела. Определенно исключаю, что причиной вашей, правда, благополучно закончившейся, трагедии является только пеленгация, но все-таки прекратите свою работу на рации примерно на два месяца, обращайтесь к нам по радио только в случае крайней необходимости, хотя мы и будем слушать все время по расписанию связи. Вызывайте нас в течение трех минут, не больше. На вызов мы отвечать не станем, это запутает чекистов, ожидающих двусторонней связи…»

После этого подолгу сочиняли тайнописные послания. Надо же было сообщить хозяевам, что ты все еще жив.

Много играли в карты, рассказывали старые анекдоты. Делиньш, числившийся теперь помощником Петерсона, с интересом расспрашивал своего шефа о прошлой жизни. Эти рассказы были не хуже сказок. Только сказки почему-то кончались печально.

Соблюдая законы конспирации, Петерсон, конечно, не называл своей настоящей фамилии. Но он не мог удержаться, чтобы не похвалиться своими блестящими связями в прошлом. И кем он только не был! Учился в офицерской школе; служил во многих воинских частях; стал инструктором осоавиахима в Риге перед войной; полицейским чиновником после начала оккупации; офицером латышского легиона «СС»…

Эта тоска по прошлому непрерывно тянула его в Ригу. Он все еще не верил, что вся жизнь в Риге переменилась. Впрочем, без Риги он не мог выполнить ни одного поручения англичан. Чем могли помочь ему лесные люди, когда от него требовали сведений о радиолокационных установках, новых типах самолетов, вооружении морских кораблей?..

Вскоре он начал просить Лидумса о новой встрече с Будрисом.

В конце июля эта встреча состоялась.

На этот раз они разговаривали с глазу на глаз, в теплом и пахучем, похожем на памятный Петерсону Межапарк, лесу. Если бы не комары, которые висели плотным темным облаком над собеседниками, если бы под ними была скамейка, а перед ними столик с пенистыми кружками пива, Петерсон, вероятно, и не пожелал бы лучшего. Но пока что о Межапарке можно было только мечтать. Сидя на поваленном ветром дереве, отмахиваясь от комаров, Петерсон убеждал собеседника:

— Поймите, у меня есть и старые друзья, есть и новые люди, адреса которых мне дали англичане, там я смогу развернуть настоящую сеть, которая поможет мне собрать нужные сведения. Мне нужно подыскать одну-две безопасные квартиры для наших друзей, которых англичане в ближайшее время забросят в Латвию, подобрать места, где можно устроить тайники. В эти тайники английские агенты из числа иностранных моряков будут закладывать для нас и деньги, и разведывательное снаряжение, а мы станем оставлять для них наши отчеты для доставки в Лондон…

— Но мы отвечаем за вашу безопасность! — холодно прервал Будрис. — До получения железных документов мы не можем отправить вас в город.

— Я могу пока действовать конспиративно…

Будрис, казалось, и не смотрел на собеседника, но волнение Петерсона было так велико, что невольно подумалось: он может ринуться в город очертя голову, не замечая опасности. Будрис устало сказал:

— Хорошо, мы переведем вас в Ригу, но рисковать вашей рацией и радистом я не могу. Делиньш останется в отряде вместе с передатчиком. Все ваши сообщения мы будем пересылать ему, так же, как и ответы радиоцентра, полученные Делиньшем, отсюда будут переправлять вам. На этом условии, я могу отправить вас в город…

— Согласен! — горячо воскликнул Петерсон.

— Ну что же, готовьтесь к переезду. — Будрис вздохнул. — Но постарайтесь забыть дорогу в наш лагерь, людей, которых вы здесь видели, обстоятельства, при которых попали сюда. Как видите, с моей стороны тоже есть условия…

— Яволь! Мы умираем, но не сдаемся! — воскликнул Петерсон возбужденно. Он вскочил на ноги и вытянулся во фронт, как перед присягой. Будрис равнодушно сказал:

— Мы с вами взрослые люди и понимаем, как происходят провалы. Я прошу о немногом, — вести себя так, словно вы жили и действовали в одиночку.

Весь пыл Петерсона пропал. Он заговорил более миролюбиво:

— Да, мне тоже больше подходит версия одиночного проникновения через границу. Верьте мне, я ни словом не обмолвлюсь ни о ком, если даже на меня и обрушится несчастье.

— Пусть его лучше не будет! — улыбнулся Будрис.