Янтарное имя

Дорога была долгой и утомительной. Опять же много возни вышло с разбивкой лагеря на ночь, с костром…. Оруженосцы барона Эсгрева оказались на редкость бестолковыми и поставили шатры, как должно, лишь с третьей попытки. Зато шатер графа Виэлло был поставлен буквально в мгновение ока, так что граф, сославшись на усталость и ноющую старую рану, сразу же удалился туда, оставив присматривать за порядком сыновей.

Поэтому и посиделки у костра с гитарой вышли достаточно короткими. После третьей или четвертой песни Эсгрев запустил в кусты обглоданной заячьей костью, что-то пробормотал насчет того, что имеет смысл поберечь до турнира как силы, так и вино, и вылез из пламенного круга. За ним последовали оба молодых Виэлло. Гинтабар спел еще пару песен, а затем, видя, что пажи и оруженосцы тоже начали разбредаться кто куда, направился к своему шатру.

Лиула, вконец измотанная сегодняшним переходом – из замка Виэлло выехали в семь утра – уже спала, позабыв выплести из волос хрустальные бусы. Гинтабар немного посидел над ней, потом поправил смятый плащ, которым она была укрыта, и снова вышел из шатра с гитарой, направляясь в сторону от лагеря рыцарей – на берег озера.

Близилась полночь. Луна с еще вдавленным левым бочком поднялась над лесом и прочертила по воде сверкающую дорожку.

Легкий туман пополз вверх по склону, туда, где потихоньку гас костер и смолкали последние разговоры. Тишину, накрывшую мир, нарушал лишь легкий шелест ночного ветра в листве да вкрадчивый шепот маленьких волн, толкающихся в берег у самых сапог менестреля. Ему представилось, что они, как котята, норовят потереться головенками о его ноги….

Он сел на ствол поваленной сосны, выглаженный ветром и водой до серебристого сияния, и осторожно коснулся струн. Тихо и легко, не нарушая спокойной гармонии ночи, он начал вплетать в нее свою мелодию. «Скрещенье дорог». Эта вещь была словно создана для такой ночи, когда чувствуешь себя беспричинно счастливым и любое таинство воспринимаешь как должное. Сначала он только наигрывал мотив, затем незаметно для себя начал напевать….

Песня на старую, как мироздание, тему «воин и менестрель».

Он писал ее как достаточно горькую и печальную, но сейчас, в этот озаренный луной миг, вдруг почувствовал в ней свет. Да, он сиял в этой песне, как в конце тоннеля, и будил надежду в душах тех, кто ее слышал, хотя текст вроде бы этого не предполагал.

Как, почему ему удалось написать такое? И почему только сейчас он начал понимать, о чем эта песня на самом деле?

Если бы его спросили, почему он так счастлив в это мгновение – он лишь развел бы руками. Счастлив, и все.

Беспричинно.

– Как дивно ты играешь, менестрель….

Женский голос был тихим и легким, словно соткался из шелеста листвы. Он повернул голову…. Как же он не заметил, что не один на этом бревне?

Она была тоненькая, гибкая и юная, но при этом никому и в голову не могло прийти назвать ее девчонкой. Девушка. Худенькое тело, небольшая грудь под полупрозрачным, бледно-зеленым платьем, босые ноги, плечи, окутанные паутиной серо-серебристых волос, и серые с прозеленью бездонные глазищи, полностью затмевающие остальные черты лица. И, словно всего этого было недостаточно, чтобы опьянить и заворожить его, голову ее украшал венок из белых ночных фиалок.

– Почему ты умолк, менестрель? Сыграй еще….

Эта фраза, как и предыдущая, была произнесена на дайрэн аовэллин с мягким, чуть пришептывающим акцентом.

Гинтабар даже не очень удивился ее появлению, ибо подсознательно ждал, что эта ночь обязательно одарит его чудом.

Вот оно и случилось. Прямо-таки сюжет из баллады – смертный менестрель и лесная фея…. Он улыбнулся ей.

– Кто ты? – спросил он на том же языке. – Ты – Нездешняя?

Она улыбнулась в ответ – мягко, обвораживающе….

– Я-то как раз здешняя, это мой лес. Это ты нездешний, менестрель…. – рука с неправдоподобно длинными пальцами осторожно коснулась его локтя. – Меня зовут Осинка. А ты и есть прославленный Гинтабар, я угадала?

– Стоит мне оказаться в каком-нибудь мире, как мое имя тут же становится известно всем и каждому! – притворно рассердился он. – Даже лесным лаийи….

– Оно достойно этого, – длинные пальцы скользнули по желто-коричневому рукаву и легли на его кисть, словно листок дерева. – Потому я и пришла взглянуть на тебя.

Он прекрасно понимал, что его зачаровывают, понимал и не противился. Не позволить ей себя соблазнить значило нарушить все законы жанра. Тем более что она действительно была дивная не только по имени….

– Ты прекрасна, лаийи, – он взял ее ладонь в свои и поразился ее нежности. – Ты – как эта ночь. И такая же трепетная, как то дерево, чьим именем названа….

– Ты тоже красив, менестрель, – голос, как плеск воды. – Я знала, что твои песни прекрасны, но не смела и надеяться, что облик твой воистину достоин их….

Он усмехнулся, про себя сочтя слова лаийи беспардонным преувеличением. «Ничего, маленькая фея леса, колдуй, я не против. Я уже решил, что эта ночь будет для тебя одной….»

– Спой мне, Янтарный, я так хочу слышать твой голос!