Янтарная комната (ЛП)

— Моя обязанность, — один раз сказал он, посмотрев на голову умирающего воина, — жить для моего народа, но также и умереть за мой народ, если это потребуется. Пока существует шведский флот и я не стал хозяином на Балтийском море, я не смогу уснуть. Я создал огромную армию, самую сильную в мире, даже пруссаки мне проиграли, но надо сделать больше для флота. Я должен строить, строить и строить… Надо подумать и о Сибири. Что известно о Сибири? Насколько же эта земля ещё не изучена! Помогите мне, добрые духи, закончить свой замысел.

Через два часа он закрывал окна, опускал жалюзи, запирал дверь, вешал ключ на шею, надевал адмиральскую форму, высокие резиновые сапоги и шёл вниз к морю, где в песчаной бухточке стоял на якоре его флот. Это были деревянные корабли, какие строили во время Петра Великого, с парусами примерно полтора метра шириной и с соответствующей высотой мачт, гордая армада, готовая прогнать шведов из Балтийского моря. Он отправлял корабли в море и с помощью длинной палки выстраивал в кильватерную колонну, в широкий наступательный фронт или в позицию для таранного удара.

Чем старше он становился, тем больше проявлялось в нем странностей. Дэвид Ховен, начальник пожарной команды, у которого было много свободного времени, поскольку в Уайтсэндсе уже четырнадцать лет не было пожаров, да и профессия слесаря его тоже не утомляла, часто ходил рыбачить и, сидя часами у моря на деревянном пирсе, наблюдал за Роном Каллингом и его деревянными кораблями. Потом он всякий раз рассказывал своей жене Лорни, какие новые причуды изобрёл старик.

— Вчера у него загорелся один корабль, — сказал он. — Этот идиот бросил в лодку факел, и когда она, естественно, загорелась, попрыгал в море с растрепанными волосами, а потом встал по стойке смирно и отдал честь, пока корабль не затонул. А потом, — Ховен сделал глубокий вдох, — он вышел на берег, развёл руками и крикнул в сторону солнца. Что именно, я не смог понять, но при этом у него был такой голос, такой голос, скажу я тебе. Прямо металл! Еще немного, и он полностью спятит. Будет чертовски жалко, если придется отправить его в больницу.

Преподобного Киллроуда тоже поразило резкое ухудшение состояния его благодетеля, пожертвовавшего на алтарь. Во время последней встречи на террасе Каллинг сказал:

— Я не продвигаюсь! Не продвигаюсь! Шведский флот уклоняется от атаки. Дело не доходит до сражения. Как я могу победить, если не нахожу противника?

— Это действительно проблема, — ответил преподобный. — Невозможно бороться с тенью.

— Тень. Ты прав, Джон! Тень. Всюду тень. Мир становится всё темнее… Тени! Кто уберёт эти тени?

Киллроуд на этот раз быстро простился, поехал к доктору Симсону, психиатру, и спросил его, когда состояние душевнобольного настолько ухудшается, что за ним нужен уход.

Доктор Симсон, из-за ежедневного общения с душевнобольными ставший циником, посмотрел на Киллроуда изучающим взглядом знатока душ и спросил:

— Мужчина или женщина?

— Мужчина.

— Сколько лет?

— Думаю, шестьдесят семь.

— Еще не старый… Ведёт себя, как ребёнок?

— Нет.

— Бегает вокруг с топором и каждого хочет убить?

— Напротив, он самый дружелюбный человек из всех, кого я знаю. Тихий мечтатель, который даже муху не сможет убить.

— То есть дебил? — доктор Симсон покачал головой. — Мы все в той или иной мере дебилы, преподобный. Только не замечаем этого. До тех пор, пока человек не ползает по лугу и не ест траву, я не вижу оснований направлять его а больницу. Довольны?

— Нет, доктор.

Киллроуд покинул клинику с мыслью, что когда-нибудь ему самому придется врачевать психиатров. Рон Каллинг был тяжело больным человеком, это очевидно, но никто не мог принудить его обратиться к врачу. Каждый человек имеет право на своё тело и собственную жизнь.

***

Десятого октября 1987 года по радио передали штормовое предупреждение: ураган со скоростью триста миль в час приближался к побережью. Предполагалось, что он затронет и Уайтсэндс, поэтому горожане заколачивали витрины досками, убирали машины в гаражи, заносили в дом все легкие предметы. Это всё, что они могли сделать. Еще могли сбежать, но это не к лицу жителям Уайтсэндса. Они засучили рукава.

В одиннадцать утра шторм достиг побережья. Громкий вой наполнил воздух, небо стало свинцово-серым, гнулись пальмы, первые листы жести с крыш кружились в воздухе, как чешуйки. С берега ветер сдувал мелкий белый песок и огромным белым облаком нёс его над домами и холмами. Первым облако накрыло дом Рона Каллинга, который оказался в центре шторма.

Лишь через полчаса после начала урагана подступило море. Волны высотой с дом обрушивались на побережье, они накрывали и разрушали всё, что попадалось на пути. В едином вихре смешались вой, скрежет, грохот падающих волн, поднятая песчаная завеса, вырванные кусты и парящие между небом и морем деревья.