Яновский Юрий. Собрание сочинений. Том 3

Горлица. Дядя Омелько, разве не я вас от смерти спасал?

Омелько. Спасибо тебе, ты!

Горлица. Помните, вы стадо пасли за селом. Наскочила банда. "Куда пошли красные?" "Не заметил, не видал", — говорите вы. Они вас прикладом: "Брешешь, собака!" "Не видал, люди добрые", — опять говорите. Они вам тогда ногу перебили.

Омелько. Ну, перебили.

Горлица. Лежите вы в навозе, мухи зеленые вас облепили, смерть на пороге. Пришел ли кто-нибудь к вам, раны обмыть, мух отогнать?

Омелько. Вот Василина приходила.

Горлица. Приходила. Пока Грицько, ее сын, не повстречал. Да так ей двинул, что кровью умылась. Люди видали. А потом приходил вас добивать. Может, брешу?

Омелько. Приходил.

Голешник. И вы позабыли все это?!

Твердохлеб. Давайте не торопиться.

Голешник. Я тебя, Семен, выдвинул в председатели колхоза… С отцом твоим, Семен, побратимами были. На моих руках отец твой, Семен, глаза закрыл, тебя, сироту, мне поручил. Я тебя на ноги поставил, Семен. Красная Армия тобой гордится. Скажи, Семен, против отца пойдешь, против меня пойдешь?

Твердохлеб. Пойду, дядя Иван. Против всех пойду. Только против партии, против Советской власти не пойду!

Горлица. Значит, пускай он свободно живет?

Твердохлеб. Законы у нас нерушимые.

Голешник. И в колхоз примешь?

Твердохлеб. Этот вопрос не ставится.

Голешник (в отчаянии). Да что ж это делается?! Гад лезет в душу, а его принимают?! Ой встаньте, партизаны, из сырой земли! Ой седлайте коней, партизаны… (Плачет.)

Горлица. Плачь, брат, плачь!..

Твердохлеб (садится, свертывает цигарку). Да. Сижу это я, и вспоминается мне конь Булат. А на коне том отец. На нем патронные ленты, гранаты, револьверы. Аж больно, когда он прижмет к себе малого хлопца. Пахнет отец табаком, кожей, конем. А рядом с ним дядя Иван… (Показывает.) И еще конные. И так хочется хлопцу с ними в поход! Такой он гордый — на седле впереди отца, так он далеко с коня видит и соседскую клуню, и плотину, и околицу, и даже то, что за горизонтом. После дождя все блестит. Пахнет полынью, яблоневым цветом. Сколько мне лет было, дядя Иван? Наверно, не больше шести. Я клялся тогда быть таким, как отец. В прошлом году, когда пришлось мне лежать в снегу на маньчжурском кордоне, я вспоминал эту минуту своего детства. Товарища моего убило, он застывал рядом со мной. Другой побежал на заставу за подмогой. А я лежал, не чуя ран, мороза, снега, свиста японских пуль. На меня повеяло запахом яблоневого сада после дождя, и виделась отцовская улыбка: "Так, сынок, ни шагу назад, спокойно, вернее целься, не бойся, не нервничай". Я хотел быть достойным отца-большевика, достойным родины, достойным славных людей гражданской войны. Чего же вы хотите, дядя Иван? (Встает.) Чтобы я нервничал? Чтобы я стрелял без прицела? Чтобы я пугался, как норовистый конь? Скажите мне… (Подходит к кузнецам.)

Голешник. Молчи. Не говори.

Твердохлеб (обнимает Голешника и Горлицу, тихо). Может, он даже человеком стал? А мы будем нервничать. А, дядя Иван?

Входит Грицько, ведя за руку Христю.

Грицько. Здравствуйте, товарищи колхозники. (Молчание.) Здравствуйте, сват Омелько. (Молчание.)

Здравствуйте, Одарка. (Молчание.) Здравствуй, Иван, (Голешник отвернулся.) Здравствуйте, товарищ партизан Горлица. (Горлица плюнул и отвернулся.) И вам, дед Мелхиседек, доброго здоровья!

Дед Мелхиседек(очнулся). Га?

Грицько. Доброго здоровья, говорю.

Дед Мелхиседек. Трясца вашей груше! Разбудил-таки. Снилось мне, что я уже помер, И покойный кум подходит. И чарка на столе зеленеет. Ну, думаю, слава тебе господи…

Христя. Перед людьми скажи.

Грицько. Беру я тебя женою…

Христя. И еще…

Грицько. Любить буду и уважать…

Христя. И еще…

Грицько. Ничем попрекать не буду…

Христя. Так.

Молчание.

Грицько. Каюсь я перед вами, товарищи крестьяне, агитировал когда-то против колхоза, а теперь, через семь лет, стою перед вами и слезы застилают глаза мои… (Вытирает глаза.)

Твердохлеб. Можно посмотреть ваш документ?

Грицько (долго ищет). Вот он. (Подает.)

Твердохлеб (берет, читает, отдает Прыйме). В порядке?

Прийма (читает, возвращает Грицьку). В порядке.

Твердохлеб. Ну, пока живите. Вы с памп, Христина?

Христя. Разве я ему чужая?

Все уходят, остаются Василина, Христя, Грицько.

Грицько. Ха-ха-ха!

Горлица (заглянув в хату). Купил дуду себе на беду, стал дуть, аж слезы идут!

Занавес

ВТОРОЕ ДЕЙСТВИЕ

Ковровая мастерская в сельском Доме культуры. Под вечер.

Марийка, Саня и Докия ткут ковер. Поют: