Яновский Юрий. Собрание сочинений. Том 3

Горлица. Не поп!

Голешиик. Сердце не замай, у меня нервы слабые.

Грицько. Прощайте, земляки. Умираю от рук ваших безвинно. Пускай бог вам простит, а я прощаю. За упокой души моей подайте. Живите счастливо. Мне бы хоть с матерью попрощаться… (Обращаясь к ковру.) Прощай, дочка моя родная!

Голешник. Не расстраивай меня.

Грицько. Может, и сами увидите, что загубили безвинную душу. Я зла не имею. Вы люди чистые. Оставляю вам деньги, какие семь лет закопанные лежат. Берите, добрые люди. Я вас люблю.

Горлица. Довольно! Купить думаешь? Революционная совесть не продается! Молись, ежели хочешь!

Грицько. Люди добрые! Земляки! Братики! Дозвольте хоть спеть мне. Последний раз в жизни.

Голешник. Пой, что хочешь. Хоть панихиду.

Грицько (начинает):

Ревуть-стогнуть гори-хвилі..

Горлица и Голешник (не выдержали):

В сиеесенькім морі,
Плачуть-тужать козаченьки
В турецькій неволі.
Плачуть-тужать козаченьки
В турецькій неволі..

Голешник (утирает слезы). Хватит! Не могу.

Грицько (обрадованно). И у вас сердце не каменное.

Горлица. Э, нет, казаче, это мы грех свой революционными слезами поливаем, а тебе — конец! Молись своему богу!..

Грицько. Во имя отца и сына…

Голешник. Начинай сразу с аминя.

Грицько. Святый боже, святый крепкий, святый бессмертный… (Крестится, бьет поклоны, вдруг опрокидывает лампу.)

Темно. Что-то упало, вскрикнула Марийка, загремели скамьи, посуда.

Голос Грицька. Спасите! Спасите! Убивают! Спасите!

Отворяются двери; свет, в дверях Христя держится за косяк. За нею — Твердохлеб, люди. Горлица лежит на полу, никак не может подняться на ноги. Голешник держит Грицька. Семен бросается разнимать. Пауза.

Твердохлеб. Опять партизаните? За вами, как за детьми, смотреть!

Христя. Погибаю, Гриць… Огонь меня жжет. Вся в огне… Ребенок холодный, как камень… Скажи… Скажи людям…

Грицько. Я ничего не знаю… (Отворачивается.) Василина. Сын мой, сын…

Марийка (плачет). Он такой… такой… Твердохлеб. Говори, Христя, Христя!

Христя. Я… я… я… (Теряет сознание.)

Занавес

ТРЕТЬЕ ДЕЙСТВИЕ

Двор. Новая хата. Вверх по склону простирается цветущий вишневый сад.

Дед Мелхиседек(входит в белой рубашке, белых штанах, босой). Что есть смерть? Что есть смерть — спрашиваю? Трех попов пережил — ни один не сказал. Теперь — помирай как знаешь. В церковь семьдесят годов не хожу, позабыл, где и двери отворяются. Еще когда был батюшка Павел, дак невежей меня обозвал. "Ты, говорит, невежа, хоть бы ноги мыл, как в церкву идешь, а то в другой раз ко кресту не подпущу!" — "Не пускайте, говорю, батюшка! От такой вашей обиды я на церковь и не оглянусь, хай она у вас завалится!" А она и завалилась, слава богу. Теперь мой черед. Ишь какую цацу нашим молодым колхоз выстроил! Василина покрасила в разные цвета. Омелько двор расчистил. Хата — что веночек! Соломой покрыли, по-старинному. Прохладная будет в жару, теплая в мороз. Любистка насадили — ребят купать. Барвинок расстилается. Куст калины у колодца. Это я колодец в низинке выкопал, мою воду будут пить. Лягу вон там на пасеке и буду помирать, глядя на чужое счастье. Отвернусь от тебя, земля! Говорят, хорошо помирать, когда пчелы гудут. Вишневый цвет осыпается на руки, будто с неба голубого. А тут и чарочка со двора — слышно — звенит за упокой души. Песню заведут, подтяну тихонько. Душа тем временем из меня — порх! — и улетит. Прямо туда. Вон — за речку, за край земли, далеко, аж на тот свет, к куму… (Идет на пасеку, ложится, сложив руки.)

Грицько (входит крадучись). Глаз не сводят с меня. Дети играют — и тем до меня дело. Словно голый посреди села хожу. Прикрыться мечем. Этого ли я ждал семь лет? Арестуйте, кричу, не мучайте! "Погуляй, говорят, сегодня у нас праздник — семь лет колхозу, погуляй, придет Семей, тогда арестуем, ежели надо будет". Подложу труту под стреху — загорится, тогда меня не устерегут, сбегутся гасить. (Достает трут, зажигает.) Пускай и материно добро дымом уйдет! (Засовывает в стреху.)

Дед Мелхиседек. Ты что это, чертова душа, а?

Грицько (отскакивает, оглядывается). Здравствуйте, дед.

Дед Мелхиседек. Я вижу! (Подходит, вытаскивает из стрехи трут.) Пускай, мол, тлеет трут, а там — прощай, хата? Тьфу! (Плюет на трут, гасит пальцами.) Помереть спокойно не дадут.

Грицько. Гнездышко стережете, пока голубь и голубка в сельсовете записываются?