Ямато. Японский императорский дом

Принц Асахито, провозглашенный в 1682 году наследником престола, стал первым, кого после трехвекового перерыва удостоили древнего титула котайси («Великого сына императора») – императорский двор пытался подчеркнуть свое тускнеющее величие, возрождая древние традиции. Когда Асахито шел двенадцатый год, он получил престол от своего отца, императора Рэйгэна, ставшего дайдзё тэнно. Рэйгэн тоже старался жить в ладу с сёгунским правительством и именно с него началось возрождение древних традиций, самой значимой из которых стал обряд дайдзёсай – жертвование богам рисовых зерен в качестве благодарности за ниспосланный урожай. Без хороших отношений с сёгуном возрождать традиции было бы невозможно, поскольку совершение любого обряда требовало определенных расходов, а императорский двор содержался примерно на уровне даймё средней руки – не впроголодь (если, конечно, сёгун не гневался), но и без роскоши. Если пересчитать на рис, то благодаря стараниям императоров Рэйгэна и Хигасиямы (такое имя получил Асахито) ежегодный доход императорского двора, определяемый, как уже было сказано, сёгуном, возрос с десяти тысяч коку[89] риса до тридцати – цифры говорят сами за себя.

Собственно, обращение императорского дома к своим корням, было выгодно сёгунам. Во-первых, лучше пусть император совершает обряды, нежели лезет в политику, а, во-вторых, все торжественные церемонии непременно сопровождались какими-либо «реверансами» в адрес сёгуна, способствовали росту его величия.

Надо сказать, сто при всей гладкости отношений между бакуфу и императорским двором определенные трения всегда имели место, в том числе и в правление императора Рэйгэна, и при императоре Хигасияме. Чаще всего недовольство бакуфу вызывала кадровая политика двора или же попытка вмешательства в государственные дела, которые традиционно считались прерогативой императора.

Двадцатитрехлетнее правление императора Хигасиямы, который занимал престол с 1687 по 1709 год, осложнялось борьбой за власть с экс-императором Рэйгэном, который, несмотря на пострижение в монахи, стремился держать все дела двора под своим контролем. В отношениях с отцом Хигасияма проявлял ту же дипломатичность, что и в отношениях с бакуфу – старался добиться своего, не обостряя отношений. Как известно, там, где глупец ищет ссоры, умный всегда сможет договориться.

С установлением сёгуната Токугава дипломатичность стала ключевым необходимым качеством для императоров, которые не могли надеяться на появление нового Ода Нобунаги. Продолжая дело, начатое его отцом, император Хигасияма старался заложить основы благополучия императорского двора, выстроить гармоничные отношения с сёгунатом. Гармония в данном случае означала получение максимальных выгод при максимальном же сохранении достоинства.

В правление Хигасиямы, а именно – в январе 1703 года, произошел инцидент, вошедший в историю Японии как пример самоотверженной верности долгу. Ее участники – сорок семь ронинов[90], известны всему миру по многочисленным экранизациям, а также, благодаря широкой представленности в японской живописи и литературе.

Дело было так. Некий Ёсинака, принадлежащий к знатному дому Кира, который состоял в родстве с домом Асикага, был церемониймейстером-кокэ при пятом сёгуне Цунаёси. В 1701 году Ёсинаке поручили наставничество над даймё Асано-но Наканори, который занимал почетную придворную должность такумо-но-ками («чиновник, ответственный за строительство»). Есинака должен был подготовить Наканори к приему императорского посла. С наступлением Нового года, сёгун отправлял подарки императору и получал от него ответные дары, которые и должен был принять Наканори с соблюдением всех положенных церемоний.

Шестидесятилетний Ёсинака относился к тридцатичетырехлетнему и стоявшему ниже в иерархии Наканори без какого-либо уважения. Он потребовал взятку за свою науку, а когда Наканори отказался приносить дары, начал всячески его третировать и оскорблять. 14 марта 1701 года доведенный до отчаяния Наканори набросился на Ёсинаку с мечом. Ёсинака отделался испугом и парой царапин на лбу благодаря тому, что меч Наканори застрял в деревянной колонне, поддерживавшей потолок.

В пылу гнева Наканори допустил большую ошибку, обнажив меч в пределах сёгунского дворца, поскольку за это карали смертью. Ему следовало свести счёты с Ёсинакой где-нибудь в Эдо и тогда это выглядело бы как личное дело двух самураев. Ёсинака же не обнажил меча, поэтому к нему не было претензий, а вот Наканори принудили совершить сэппуку вечером того же дня. Перед тем, как уйти из жизни, Наканори сочинил трогательное дзисей[91]:

Цветы опадают,
Когда дует весенний ветер.
С жизнью я
Ещё легче прощаюсь.
Но – почему?

Владения дома Асано были конфискованы сёгуном.