«А— а, если бы ты видел нашу барышню!…»
Сейчас я уже не припомню тех слов, что я услышал от бабушки об отъезде Марии до Пилар из поместья «Мать солнца». Не припомню не только слов, но и драматизма ее голоса, и особой выразительности ее старческого, сморщенного и грустного лица. Когда в Алдебаране стало известно, что тело Зе Педро нашли в Испании, все поняли, кто виновен в его смерти и кто приказал совершить преступление, однако сказать это вслух mак никто и не решился.
Мать убитого носила траур тайком. Все ждали ночи, чтобы, когда хозяин будет спать, пойти и ее утешить, оплакав вместе с ней ее сына.
Когда же стало известно, что дочь сваю землевладелец приказал отвезти в Алентежо, женщины Алдебарана собрались в оливковой роще и принялись молиться и плакать, очень надеясь увидеть Марию до Пилар перед отъездом. Все знали, что—то будет последний раз, когда они ее увидят, и последний раз, когда смогут сказать ей последнее «прости» в благодарность за то, что она не отвергла сына пастуха. Из случившегося они сочинили историю любви, которой никогда не существовало, гордясь в глубине души тем, что и у простых людей может быть несчастная любовь, такая же, как в романах, и даже еще красивее, чем рассказывают обычно в своих песнях о любви слепые певцы на сельских праздниках.
«Коляска стояла у ворот поместья, занавески на окнах коляски быт опущены. Надо же, даже карету не захотел ей дать, проклятый… Какой яд отравил сердце такого хорошего человека, боже правый!… Слуги принесли чемоданы. Все плакали, каждый утирал рукавом лицо, а карлик Таранта — так тот схватился за поводья, желая увидеть барышню, когда ее выведут, но его тут же отвели на конюшню, потому что он не в силах был сдержать рыданий. Чуть позже появились хозяин Диого и барышня, которую он держал за руку. Борода хозяина стала белой, такой же белой, как кожа. А ведь смуглый был человек, и так побелел и телом и волосом. Такое может случиться только по воле божьей, только когда всевышний наказует, делая душу черной от угрызений совести. Казалось, хозяин Диого за руку-то ее тащил силком, а потом все узнали, что он ей еще шепотом говорил, а говорил он — „можно бы и ночью увезти, да хочу, чтобы все видели, как отец тебя наказал“. И все увидели, что он ей волосы-то отрезал, это ее-то красивые белокурые волосы, не волосы, а золото, красивее золота, они ее покрывали с головы до ног, точно королевская мантия.