Яковлев А. Сумерки

По стране была развернута разнузданная антисемитская кампания. Организаторы провокации рассчитывали на то, чтобы разжечь, как и в 30-е годы, новый психоз в отношении «убийц», «шпионов», «врагов», «диверсантов» и на этой ос­нове перейти к новым массовым репрессиям. В ходе кампа­нии по «искоренению космополитизма» добивали еврейскую культуру, преследовали любые формы национального са­мовыражения. Закрыли еврейские театры в Москве, Чер­новцах, Минске, Одессе, Биробиджане, Баку, Кишиневе, ев­рейские научные центры и библиотеки в Киеве, Львове, Минске. Закрыли кафедру гебраистики факультета востоко­ведения Ленинградского университета. Уничтожили богатей­шие коллекции еврейских музеев в Тбилиси, Вильнюсе, Би­робиджане. Закрытие синагог сопровождалось уничтожени­ем свитков Торы, религиозной литературы, молитвенников.

Кандидат в члены Президиума ЦК КПСС Малышев, при­сутствовавший на его первом заседании после XIX съезда, записал в своем дневнике некоторые высказывания Сталина. Вот они: «Любой еврей-националист — это агент амери[кан­ской] разведки. Евреи-националисты считают, что их нацию спасли США (там можно стать богачом, буржуа и т. д.). Они считают себя обязанными американцам. Среди врачей много евреев-националистов».

В феврале 1953 года началась подготовка к массовой де­портации евреев из Москвы и крупных промышленных центров в восточные районы страны. Дело планировалось организовать так: группа евреев инициативно подготовит письмо правительству с просьбой о депортации, дабы спасти их от «гнева советских людей», вызванного «делом врачей». Такое письмо, заранее сочиненное, находилось в газете «Правда». Сборщиками подписей были Я. Хавинсон и акаде­мик И. Минц. К сожалению, им удалось собрать большое число подписей.

После смерти Сталина были прекращены публичные пре­следования евреев, однако в партийно-государственной эли­те продолжал действовать негласный сговор-договор: не до­пускать евреев во властные структуры на всех уровнях. Кад­ровые аппараты партии, министерств и ведомств тщательно следили за этим «порядком» под общим контролем КГБ, влиятельные представители которых были в каждом ведом­стве и высшем учебном заведении. Правда, в порядке фари­сейского прикрытия антисемитской политики в каждом ми­нистерстве работали по два-три еврея, как правило, сотруд­ники спецслужб или близкие к ним. На каверзные вопросы, особенно иностранцев, обычно отвечали: ну что вы нас обви­няете в антисемитизме — у нас один еврей работает в МИДе, другой — в Минобороны, третий — в ЦК, четвертый — еще в каком-то министерстве. Сложнее обстояло дело в научной сфере. Здесь побеждал голый прагматизм власти, особенно в прикладных военных науках. Поэтому приходилось «тер­петь» и евреев, хотя тоже далеко не всегда.

В борьбе с нерусским инакомыслием, равно как и рус­ским, особенно усердствовал Андропов. В записках КГБ он постоянно подчеркивал национальность. Преднамеренно со­здавалось впечатление, что инакомыслящие — это, прежде всего, евреи. Вот они, враги! Приведу один пример из мно­жества подобных. 15 ноября 1976 года Андропов пишет в ЦК записку «О враждебной деятельности так называемой «груп­пы содействия выполнению хельсинкских соглашений в СССР». Перечисляет членов этой «группы»: «Гинзбург А. И.,

1936 года рождения, еврей; Григоренко 77. Г., 1907 года рожде­ния, украинец; профессиональный уголовник Марченко А. Т.,

1938 года рождения, еврей; ГЦаранский А. Д., 1948 года рож­дения, еврей; Слепак В. С., 1927 года рождения, еврей; жена Сахарова Боннер Е. Г., 1922 года рождения, еврейка; Берн- штан М. С., 1949 года рождения, еврей; Ланда М. Н., 1918 го­да рождения, еврейка...».

В доносах, где не было еврейских фамилий, националь­ность не указывалась.

Не могу не вспомнить человека, перед которым не грех преклонить колена. Во тьме сталинского мракобесия в защи­ту всех гонимых по национальному признаку постоянно выступал со своими блистательными проповедями архиепис­коп Лука (Валентин Войно-Ясенецкий). Профессор-хирург в 1921 году стал священником. Он так объяснил свой посту­пок: «При виде карнавалов, издевающихся над Господом на­шим Иисусом Христом, мое сердце громко кричало: «Не мо­гу молчать!» Я чувствовал, что мой долг — защитить пропо­ведью оскорбленного Спасителя нашего».