Читаем Яков Блюмкин: Ошибка резидента полностью

По такому случаю, как явка с повинной самого Блюмкина, в Киев из Харькова приехал его бывший начальник, а теперь председатель Всеукраинской ЧК (ВУЧК) Мартин Лацис. Он лично беседовал с убийцей Мирбаха. С 14 по 17 апреля Блюмкин дал подробные показания о событиях 6 июля 1918 года, о своей роли в покушении на Мирбаха и, наконец, о том, почему он решил прийти в ЧК.

Изложив свою версию московских событий, Блюмкин несколько раз подчеркнул: 6 июля никакого восстания против советской власти не было. «Я знаю только одно, что ни я, ни Андреев ни в коем случае не согласились бы совершить убийство германского посла в качестве повстанческого сигнала», — заявил он.

Затем он начал возмущаться тем, что «за голову Мирбаха, этого титулованного разбойника, упало много мужественных, честных и преданных Революции голов матросов, рабочих — левых эсеров» и что «председатель Совета Народных Комиссаров тов. Ленин лаконично объявил меня и Андреева просто „двумя негодяями“».

«Правительство возненавидело нас, Центральный Комитет и исполнителей акта предали суду революционного трибунала как преступников и даже провокаторов, — отмечал Блюмкин. — Каждую нашу элементарную попытку опровергнуть возводимые на нас незаслуженные обвинения пресекали в корне, считали новым походом против Советской власти… Мы, интернационалисты, участники октябрьского переворота, не имели прибежища в творимой и нами социалистической республике…

До сих пор я, один из непосредственных участников этих событий, не мог в силу партийного запрета явиться к Советской власти, довериться ей и выяснить, в чем она видит мое преступление против нее. Я, отдавши себя социальной революции, лихорадочно служивший ей в пору ее мирового наступательного движения, вынужден был оставаться в стороне, в подполье. Такое состояние для меня не могло не явиться глубоко ненормальным, принимая во внимание мое горячее желание реально работать на пользу Революции. Я решил явиться в Чрезвычайную комиссию, как в один из органов власти (соответствующий случаю) Советской власти, чтобы подобное состояние прекратить».

Через некоторое время Блюмкина отправили в Москву. Там его допрашивал сам Дзержинский. Впрочем, скорее это была беседа. Затем он повторил свои показания Особой следственной комиссии, которая изучала его дело. Крайне любопытны два момента. Во-первых, он четко заявил: после того как левые эсеры отказались его выдать Дзержинскому (Блюмкин, как уже говорилось, неоднократно указывал, что сам якобы настаивал на этой выдаче), он больше не нес ответственности за действия ЦК. «Арест тов. Дзержинского, захват почтамта и посылка телеграммы по линии, стрельба по Кремлю и бегство из отряда Попова — все это происходило в моем отсутствии и без моего участия», — подчеркнул Блюмкин.

Во-вторых, он заметил, что «было бы крайне ошибочно рассматривать мой приход как отказ от акта, исполнителем которого я был, равно как и отказ от моего эсеровского понимания революции и Советской власти. Я по-прежнему остаюсь членом партии левых социалистов-революционеров, по-прежнему расхожусь во многом в политике Советской власти, и именно это побуждает меня вполне честно рассеять все то запутанное, трагичное положение, которое создалось благодаря отказу ЦК выдать меня в результате убийства Мирбаха» (курсив мой. — Е. М.).

Интересно сравнить это заявление Якова Блюмкина с тем, что он писал в автобиографии на Лубянке десять лет спустя. А писал он вот что: «Моя явка явилась результатом моего аналитического, под углом интересов социалистической революции, наблюдения событий на Украине и на Западе, интенсивно ведшегося мной со времени июльской драмы 1918 г., равно как и моего интенсивного теоретико-политического самообразования. Как видно, понадобилось лишь 9 месяцев, чтобы я понял историческую правоту большевистской линии в социалистической революции» (курсив мой. — Е. М.).

Возникает неизбежный вопрос: когда же Яков Григорьевич был искренен? Увы, окончательного ответа на него уже, наверное, не найти…

* * *

Дальнейшие события развивались самым удивительным образом. Напомним — по приговору Ревтрибунала от 27 ноября 1918 года Блюмкин был приговорен к трем годам тюрьмы с принудительными работами. Но уже 16 мая 1919 года, всего лишь через восемь дней после того, как он дал свои показания Особой следственной комиссии, президиум ВЦИКа принял постановление:

Перейти на страницу:

Похожие книги

Адмирал Советского Союза
Адмирал Советского Союза

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.В своей книге Н.Г. Кузнецов рассказывает о своем боевом пути начиная от Гражданской войны в Испании до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.Воспоминания впервые выходят в полном виде, ранее они никогда не издавались под одной обложкой.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии