Читаем Яков Блюмкин: Ошибка резидента полностью

Уезжая за границу, Блюмкин в душе надеялся, что «Троцкий будет постепенно возвращаться в партию» и что время сотрет разногласия между руководством партии и оппозицией. Тем большим ударом после нескольких месяцев информационного вакуума для него стали сенсационные сообщения о том, что Троцкий выслан в Константинополь.

«Высылка Троцкого меня потрясла, — признавался он в письме Трилиссеру. — В продолжении двух дней я находился прямо в болезненном состоянии… Самая высылка его за границу рассматривалась мной прежде всего как незаслуженная угроза его существованию. Моей первой реакцией было ехать из Германии, где я находился, назад в Константинополь. Однако, преданный делу, я довел до конца свою работу… и вернулся в Константинополь 10 апреля».

Дальше начались странности.

Блюмкин утверждал, что 12 апреля, то есть через два дня после своего возвращения в Константинополь, проходя по улице Пера, он случайно встретил сына Троцкого Льва Седова[61], с которым хорошо был знаком и раньше: «Поздоровавшись с ним, я уверил его в моей лояльности — и попросил информацию».

С самим Троцким Блюмкин встретился 16 апреля. Обстоятельства этой встречи во многом остаются загадочными. По одним данным, она проходила на вилле Троцкого на острове Принкипо, по другим — на улице И-сет-паша в Константинополе, где у «изгнанника» тоже была квартира. По версии Блюмкина, встреча продолжалась «свыше 4-х часов». Троцкий же в своих мемуарах отмечал, что они беседовали почти двое суток. Блюмкин утверждал, что это была единственная встреча, но так ли это на самом деле?

Единственное, что можно сказать точно, — они встретились по инициативе Блюмкина. И с формальной точки зрения он, конечно, совершил серьезный служебный проступок. Более серьезный, нежели самостоятельный поиск резидента в Берлине, не говоря уже о его поведении в Монголии.

* * *

О чем говорили Троцкий и Блюмкин? Последний утверждал, что не посвящал бывшего «вождя» в подробности своей работы, но тот знал, что Блюмкин живет в Турции нелегально, а то, что он работает в ОГПУ, — знал и раньше. «Ему при этом трудно было догадаться, каков общий характер моих заданий», — подчеркивал Блюмкин в показаниях. Тут он, конечно, заблуждался (если не лукавил) — это-то как раз не составляло для Троцкого никакого труда.

Первая часть беседы свелась к тому, что Троцкий рассказал Блюмкину о том, как он жил последний год, как его высылали из СССР и как он устроился в Турции. Блюмкин, в свою очередь, рассказал о своей жизни, разумеется, помня о «конспиративности». После личной части беседы Троцкий, как выразился Блюмкин, «направил ее на политические рельсы».

Троцкий заявил о возможности падения советского режима в течение нескольких ближайших месяцев. «Раньше волна шла вверх, а теперь она идет вниз, стремительно вниз», — образно выразился он. Он был уверен, что и его высылка — один из признаков близкого краха сталинской диктатуры и что не пройдет трех-четырех месяцев, как его пригласят в СССР с докладом на тему «Что делать?». В этой обстановке задача оппозиции, по словам Троцкого, заключалась в том, чтобы готовить кадры, которые понадобятся при смене власти. Что ж, Лев Давидович, похоже, так и остался идеалистом.

Далее Троцкий поделился с Блюмкиным своими литературными планами. Он вывез с собой огромный архив и очень удивлялся, что в Москве позволили ему это сделать. Троцкий сказал, что готовит к печати автобиографию, и поскольку Блюмкин несколько лет назад собирал материалы о его поезде наркомвоенмора, попросил написать ему подробную справку по этой теме. Блюмкин согласился. Еще Троцкий заметил, что хотел бы выпускать журнал для распространения в России[62], и предложил собеседнику в нем сотрудничать. Блюмкин дал согласие и на это. Похоже, действительно обаяние личности Троцкого «подавило» в нем «дисциплинарные соображения», как говорил Блюмкин в показаниях.

Затем они перешли к более практическим делам. Троцкий интересовался способами конспиративной связи с его сторонниками в СССР и вспоминал свой дореволюционный опыт, когда в Россию нелегально доставлялась издаваемая им в Вене газета «Правда» (не путать с другой, всем известной «Правдой», она появилась позже). Он спросил, нельзя ли установить связь через команды советских торговых судов, но Блюмкин ответил, что это «гнилая» публика, состоящая из «развращенных полуконтрабандистских элементов». Он предложил другой вариант.

«Я высказал предположение, что нужно использовать какую-нибудь турецкую фелюгу, совершающую мелкие грузовые перевозки между турецкими портами, например, Трапезундом и нашими портами, Батумом или Сухумом, что вообще он должен порыться среди полуконтрабандистского, полуфлотского греко-турецкого человеческого материала из Галаты (район в Константинополе. — Е. М.), что там можно нащупать. Необходимо еще иметь своих постоянных людей в соответствующих советских пунктах, в Батуме, Сухуме или в Крыму», — рассказывал Блюмкин.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Адмирал Советского Союза
Адмирал Советского Союза

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.В своей книге Н.Г. Кузнецов рассказывает о своем боевом пути начиная от Гражданской войны в Испании до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.Воспоминания впервые выходят в полном виде, ранее они никогда не издавались под одной обложкой.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии