Якорь спасения

Всякий слух, касающийся более или менее известного человека, приобретает характер сенсации. А сенсация подобна эпидемии, она мгновенно распространяется по белу свету и поражает всех, кто встретится на пути, разит и того, кому до этого нет и не может быть никакого касательства, кого сенсационная новость и интересовать-то ни с какой стороны не может. Но раз сенсация, то тут уж никто не устоит.

Первоначально сенсация выпорхнула из скромных уст Матвеевны, поделившейся добытой информацией только с Лилечкой, от которой она не вправе была что-либо существенное скрыть, ибо отношения их держались много лет на широко признанном принципе - услуга за услугу. Лилечка шепнула под большим секретом надежной приятельнице, а кто же способен секрет, да еще большой, удержать в себе? И слух пошел гулять. Удивительно ли, что этот слух, подобно тому, как поется в популярной песне, со скоростью ракеты в тот же вечер оказался "на другом конце планеты" и незамедлительно по быстрым волнам эфира вернулся обратно.

Можно только дивиться тому, что намечавшееся развенчание Акима Востроносова стало самой оживленной темой разговора не в редакционных коридорах, а в первую очередь в одном из салонов-парикмахерских, именуемых в просторечии стекляшкой. Каким образом он залетел туда, не берусь объяснить, как не могу, к примеру, взять в толк, что любой дефицит, начиная с билетов в Большой театр, колбасы салями, чистейшего английского, итальянского, японского мохера и кончая заветной дубленкой, легче всего приобретается почему-то именно в таких вот стекляшках. Как после этого не поверить сведущим людям, убеждающим нас в том, что служба быта все может. Совсем не в том смысле, что она может сделать все, что вы пожелаете, даже я при всей своей наивности и то не верю в это. Она всемогуща в том смысле, что повелевает и управляет всеми, кто к ней обращается, диктует свои правила, против которых никто и ничто не способно устоять. Работник службы быта может быть с вами, рядовым посетителем, груб, заносчив, даже нагл, а вы обязаны быть терпимы, тихи, и если хотите, чтобы вас нормально обслуживали, то покорны и даже льстивы и угодливы. Так что разве кто-то может отказать работнику службы быта судить нас, грешных. Они с нами делают что хотят, они нас и судят.

Впрочем, в салоне-парикмахерской в тот день судили не Акима Востроносова, гений он или не гений - это мало кого здесь волновало, доставалось главным образом его жене, Металлине.

- Ну и наглая же эта Меточка, - возмущалась, узнав новость, классная маникюрша Нонна Лобастова, по роду своей деятельности много раз державшая в своих руках пальцы, что там пальцы, с ними ладонь и запястья всяких знаменитостей, поклонники которых за счастье считают не только удостоиться рукопожатия, а даже мимолетно прикоснуться к краешку одежды. - Ну и наглая же эта Меточка, - захлебывалась праведным гневом Нонна. - Не выношу наглых! И тебе, Светка, удивляюсь, - выговаривала она своей подруге, мастеру стрижки и укладки, - как ты перед ней, дура, стелешься, словно перед женой директора гастронома, кресло по полчаса держишь, а она вечно опаздывает. Я ей, как только сунется, так и врежу: "Женщина, в порядке общей очереди!" Так и врежу...

Меточка, понятно, ни сном, ни духом не знала насчет тех козней, какие против нее замышлялись в салоне-стекляшке, потому что с самого утра была на павильонных съемках. Она и не подозревала, что новость, так близко касающаяся ее, подобно ручейку, просочилась и на съемочную площадку, взбудоражила и киностудию. Ее смаковали уже актеры и гримеры, осветители и строители, равно как и все прочие. И только Мета Востроносова пребывала в неведении. Иным и не терпелось просветить ее на сей счет, но не у всякого хватает духу вот так ни за что ни про что шарахнуть ближнего поленом по голове. Однако актерская среда не оскудела еще доброхотами.

Как только закончились съемки эпизода, Меточку самым дружеским образом подхватила под ручку молодая, но уже достаточно известная острохарактерная актриса Злата Пикеева и, очаровательно улыбаясь, будто желая несказанно обрадовать, со всей язвительностью, на какую была способна, не проговорила, а прямо-таки пропела:

- Как это твой Востроносов так грандиозно слинял?

- Что ты хочешь сказать? - улыбаясь так же очаровательно, но нисколько не скрывая раздражения, парировала Мета.

И тут Злата с прежней радушно-очаровательной улыбочкой выложила, не только не смягчая, а, наоборот, сколь возможно усиливая все, что до нее дошло о творческой несостоятельности Акима Востроносова, не считая при этом нужным сколько-нибудь скрывать своего праведного гнева по поводу того, что у нас любят из любой пустышки сделать непременно талант, а то и гения. И все это говорилось без раздражения, а самым учтивым тоном, любезно.

Глядя со стороны, можно было заключить, что подружки беседуют о чем-то приятном, стараясь доставить друг другу как можно больше удовольствия. На самом деле то была схватка, короткая, решительная, разящая.