Яйцо птицы Сирин

Огнестрельное превосходство — это явление космическое, то ли повторится, то ли нет. А доблесть в схватке на ножах и саблях, — это совсем другое дело. Это — понятное, безвыходное преимущество противника! Не хилые парни пришли из-за Камня — это раз. Пленных и раненых добивать не стали, Маметкула чуть ли не салютом проводили лечиться, — это два. Ну, и разбили-то они, как выяснилось, ОСНОВНОЕ ВОЙСКО четырехкопытого царя! Никого больше у Кучума не осталось, кто согласился бы идти против грома, молнии и дамасской стали.

Тогда да — это победа!

Союзники Кучума, остяцкие князья из-под Чувашева отправились прямиком в свои кочевья и снялись на зимовку в южные края. Маметкул, лучший витязь и опора царя, был ранен. Поэтому Кучум бежал с личной охраной в свою столицу Искер (»Сибирь» — по-татарски), собрал манатки, жен любимых и ускакал в степь вслед за остяками.

Искер был обнаружен казачьим дозором по горячим следам кучумовых копыт и 26 октября 1581 года взят без боя. Как Зимний дворец. Вот вам и 7 ноября, красный лист календаря!

Искер оказался хорош! Здесь имелась приличная архитектура на основе восточных стилей и приемов деревянного зодчества. Царский дворцовый комплекс включал несколько больших построек, множество мелких, но тоже аккуратных домиков, казармы, бани, хозяйственные строения. Все это было обнесено непробиваемым и неприступным частоколом.

— Чистый Кремль, — утверждал Кольцо, — только размерами поменьше.

Что еще хорошо, так это скорость, с которой бежал Кучум. Он был-таки неплохим мужиком. Вот жен своих всех до единой вывез, а сокровища земли сибирской бросил! Вот это, девчата, муж!

Во дворцах обнаружилась богатая добыча: золото и серебро в сундуках, тканые золотом материи и царские уборы, дорогие меха и драгоценные камни. Все это было культурно разложено по отдельным сокровищницам, правда, не описано — за неимением письменности, как таковой. Ермак зазимовал в Искере.

Полагалось как-то известить поверженный народ, о том, что он повержен. И помягче надо. Нам же тут жить?! По окрестным городам и селам были посланы гонцы с известием, что казаки «не сделают зла тому, кто добром вернется в свои дома, примет клятву на верность царю Московскому и будет послушен Ермаку».

Фигура таинственного царя Московского до поры нам годилась для большего впечатления.

Из лесов стали возвращаться беглые татары. Их встречали нарочито ласково и даже помогали на первых порах устроиться. Сильно это напоминало раздачу каши в захваченном Берлине и строительство жилья в Грозном.

Но никаких зачисток не происходило, и слух о том, что Ермак — правитель добрый, пошел по всей Сибири. Юрты и кочевья спешили заявить Ермаку о верности, и стучали о всяком передвижении своего бывшего царя Кучума.

Кучум от нечаянного горя совсем одряхлел, почти ослеп и скитался одиноко по Ишимской степи.

А Маметкул, едва затянулись раны, занялся партизанской войной. Очень это был целеустремленный парень. А что ему еще оставалось быть, царство наследное так глупо ускользало из рук? Маметкул курсировал вокруг Искера и захватывал одиночных казаков, возвращавшихся с задания.

Глава 22 1582 Устье Тобола Ожидание ловчего сезона

А что там у нас в устье Тобола? А все нормально. Построены казармы — срубы человек на 20 каждый, запасены дрова — остатки от строительства, набита дичь, засол произведен и быстрая заморозка. Андерсен с местными тоже не враждовал, вел меновую торговлю, карты составлял по рассказам старожилов. И верно, появилось немало свободного времени. Поэтому деловые расспросы перемежались прослушиванием местных песен и былин. Боронбош потихоньку приставал к татарским старикам по поводу Птицы. Не видал ли кто такую, с голубыми перьями, лицом, как у девки, а грудью, как у бабы?

— Не-е. Чтоб, как у бабы и у девки сразу? — не-е!

Так и не взял бы Богдан следа, если б не поменял точку отсчета. Не с личных примет надо было начинать, а с координат на карте. Однажды, разбираясь с растительностью вверенного района, Андерсен нудно расспрашивал местного лешего, куньяка Пешку о лиственнице — чудесном негниющем дереве — и ставил соответствующие значки в местах его обитания. А Боронбош возьми и встрянь насчет дуба: как он по гниению? — сильнее или слабше лиственницы будет?

— Слабше, — уверенно ответил леший.

Стали выяснять, действительно ли верен перевод. Нарисовали желудь. Да, все верно. Это дубовый орех.

— А где ж у вас тут самый дуб? — просто так спросил Богдан.

— Всего-то дуба у нас немного, растет кое-где помаленьку. А САМЫЙ дуб — один, но ходить к нему нельзя, его смерть сторожит!

— Что за смерть такая? — насторожился Богдан.

— Тут, неподалеку. На острове.

— А остров?

— На озере.

— А озеро?

— Пойди, одно тут озеро — Нос-ка?

Богдану показалось, что Пешка потянулся к его носу, и отпрянул.

— Носка озеро, — кивнул старик, — на закат день ехать на санях зимой.

— А летом?

— А летом туда ходу нет, и лодка не плывет, в болоте вязнет.

Богдан потащил старика к себе и стал угощать его брагой последнего завода. И вот что выяснилось.