Яйцо

Однако я отклоняюсь. Рассказ мой в основном касается курицы. Если выразиться точно, в центре его будет яйцо. Десять лет отец с матерью боролись за то, чтобы наша птицеводческая ферма приносила доход, а затем они прекратили эту борьбу и начали новую. Они перебрались в город Бидуэл, штат, Огайо, и занялись ресторанным делом. Промаявшись десять лет с инкубаторами, в которых не выводились цыплята, и с малюсенькими, в своем роде прелестными пушистыми шариками, превращавшимися в полуголых молодок и петушков, а затем во взрослых мертвых птиц, мы всё бросили и, сложив наш скарб на подводу, отправились, словно окрыленный надеждами крохотный караван, в Бидуэл, в поисках места, откуда можно было бы снова начать восхождение к высотам жизни.

Мы, вероятно, имели довольно плачевный вид и походили на беженцев, спасающихся с поля сражения. Я шел с матерью по дороге. Подводу, на которой находились наши вещи, выпросили на тот день у соседа, мистера Элберта Григса. Над бортами ее торчали ножки дешевых стульев, а позади груды кроватей, столов и ящиков с кухонной утварью стояла плетеная корзина с живыми цыплятами и на ней детская коляска, в которой меня катали в детстве. Почему мы так цеплялись за детскую коляску, я не знаю. Вряд ли можно было ожидать появления на свет еще детей, да и колеса у нее были поломаны. Люди, у которых мало вещей, крепко держатся за те, что у них есть. Когда думаешь об этом, жизнь представляется безнадежно унылой.

Отец ехал, сидя высоко на вещах. Ему в то время было сорок пять лет, голова его облысела, и сам он несколько потучнел, а от долгого общения с матерью и курами стал молчаливым и уже не ждал ничего хорошего впереди.

Все эти десять лет, проведенные нами на ферме, отец работал батраком по соседству, и большая часть его заработка уходила на лекарства для цыплят, вроде таких, как «чудесный исцелитель холеры» Уилмера Уайта, «производитель яиц» профессора Бидлоу, и другие препараты, которые мать выискивала среди объявлений в журналах по куроводству.

На голове у отца, над самыми ушами, росло два пучка волос. Я помню, что ребенком я, бывало, сидел и смотрел на него, когда зимой, в воскресный день, он после обеда засыпал на стуле перед печкой. В те времена я уже начал читать книги и имел свои собственные представления, и лысая полоса, проходившая через макушку отца, казалась мне чем-то вроде широкой дороги, такой дороги, какую, возможно, построил Цезарь, чтобы повести по ней из Рима свои легионы навстречу чудесам неведомого мира. Пучки волос над ушами отца были в моем воображении густыми лесами. Я впадал в полудремотное состояние, и мне чудилось, что я крошечное существо, идущее по этой дороге в далекое прекрасное селение, где нет куриных ферм и где живут счастливо, не хлопоча о яйцах.

О нашем бегстве с фермы в город можно было бы написать целую книгу. Мы с матерью прошли пешком все восемь миль, она — чтобы быть уверенной, что ничего не упало с подводы, а я — чтобы поглазеть на чудеса этого мира.

На подводе, рядом с отцом, помещалось его самое большое сокровище. Я сейчас расскажу вам об этом.

На ферме, где из яиц вылупляются сотни и даже тысячи цыплят, происходят удивительные вещи. У кур иногда рождаются уроды, как и у людей. Эти случаи бывают редко, может быть один раз на тысячу. Появляется на свет этакий цыпленок, понимаете, у которого четыре ноги, две пары крылышек, две головы и невесть что еще. Эти бедняжки не выживают. Они быстро возвращаются к своему создателю, рука которого на мгновение дрогнула. Гибель несчастных птенцов была одной из трагедий жизни моего отца. Он был уверен, что если бы только ему удалось вырастать курицу о пяти ногах или петуха о двух головах, его благополучие было бы обеспечено. Он бы стал развозить это чудо по сельским ярмаркам и разбогател, демонстрируя его другим рабочим с ферм…

Так или иначе, он сохранял всех маленьких монстров, которые рождались на нашей ферме. Их держали в спирту, каждого в отдельной стеклянной банке. Во время нашего переезда в город эти банки, осторожно поставленные отцом в ящик, находились на подводе рядом с ним. Одной рукой он правил лошадью, а другой придерживал ящик. Когда мы добрались до места, то прежде всего сняли ящик и вынули из него банки. Все то время, что мы содержали закусочную в городе Бидуэл, уродцы в своих стеклянных банках были выставлены на полке позади прилавка. Мать порой протестовала и говорила, что им там не место, но когда дело касалось его сокровища, отец был тверд как скала. Уроды, заявлял он, имеют ценность. Людям нравится смотреть на необычные, диковинные вещи.